— Вот так-то, — без всякой жалости к глупцам, вступающим в перестрелку с представителями закона, словно они находятся не в Японии, а на улицах родной Москвы, пробормотал я, норовя незаметно отъехать от тротуара.
Полицейские покосились в мою сторону, но останавливать не стали, занятые досмотром тел и места происшествия. На обратном пути в Хокадате я, устав строить планы спасения, один фантастичнее другого, бездумно пялился в лобовое стекло и пытался представить физиономию Стрижа, когда я сообщу ему, что нам в очередной раз не повезло. То-то он, наверное, обрадуется, невесело усмехнулся я, включая «дворники».
Здесь, на продуваемом всеми ветрами шоссе, приближающийся к острову тайфун давал о себе знать сильнее, чем в городе, где ему негде было разгуляться среди бетонных коробок домов. Противно завывая и ощутимо толкаясь в бок машины, он кружил в наступающих сумерках снежные смерчи, периодически кидая на стекла машины пригоршни слепящей мокрой массы, которую, скрипя от натуги, с трудом распихивали в стороны «дворники», чтобы через минуту ринуться в атаку на очередной снежный заряд.
Въехав в Хокадате, я облегченно вздохнул: продолжать движение при такой видимости становилось опасно. Поставив автомобиль в гараж, я вошел в дом и направился в гостевую комнату, собираясь честно рассказать Стрижу о постигших меня несчастьях. Толкнув дверь в нашу обитель, я обомлел. Стриж, удобно обложившись подушками, блаженствовал с телевизионным пультом в руках и довольной улыбочкой на лице. Впрочем, вовсе не просмотр телепрограмм так поднял настроение подранка. А большая бутылка с сакэ, из которой Стриж, довольно сопя, прихлебывал время от времени, пялясь на голых красоток, мелькающих на экране.
— Так, — произнес я, входя в комнату и обессилено опускаясь на кровать. — Так.
— А, Саня. — обрадовался Стриж, размахивая бутылкой, — Наконец-то. Я уж думал, случилось что. Как обстоят наши дела?
— Наши?! — вытаращив глаза, переспросил я, — Какие, черт побери, у меня могут быть общие дела с лежебокой и пьяницей вроде тебя?!
— Ну это ты зря, — обиделся он, продолжая тем не менее одним глазом поглядывать в телевизор. — Если б не мое ранение…
Судя по всему, Стриж находил свое положение весьма удобным. Прикрываясь царапиной на боку, он решил свалить на меня все заботы, а сам тем временем предпочитал развлекать себя спиртным и зрелищем женских прелестей.
— Если б не твое, как ты его называешь, ранение, — прорычал я, выключая телевизор и отбирая бутылку у сопротивляющегося напарника, — я бы давно уже был в безопасности! А так, дружище, боюсь, что моя песенка спета. Твоя, само собой, тоже, — добавил я, заметив, что известие о грозящей мне печальной участи не произвело особого впечатления на Стрижа.
— Да что ты! — сразу обеспокоился он, переводя тревожный взгляд с бутылки на меня, — Надо же! А что, собственно говоря, случилось?
— Ничего, — огрызнулся я, сунув в рот сигарету. — Если не считать того, что шхуна «Сайгак» вчера ночью взяла курс на Сахалин или еще черт знает куда. А Хоккайдо просто кишмя кишит московскими братками, ищущими — кого б ты думал? — правильно, нас с тобой. Зачем? Это уже другой вопрос, и ответа на него я даже знать не хочу, чтобы поберечь свои нервы. Кроме того, местные менты стоят на ушах и готовы перестрелять всех европейцев, лишь бы положить конец творящемуся в последнее время беспределу.
Нарисовав черными красками картину нашего бытия, я удовлетворенно откинулся на подушки, пуская в потолок кольца дыма и наблюдая, как все озабоченней становится физиономия Стрижа.
— «Сайгак»? — наконец произнес он. — Это что, та посудина, о которой толковал Палыч? Гм, Саня, так ведь он это для отмазки лепил, сразу ж видно было! Неужели ты ему поверил?
— Что?! — Я подпрыгнул на кровати. — А ты, значит, не поверил?!
— Нет, конечно, — нагло ухмыльнулся Стриж, — Я ж не лох, как некоторые.
— Чего ж ты раньше молчал?
— Да ты не спрашивал, — пожал он плечами, — Слушай, чудило, а ты что, и впрямь в Отару успел смотаться в поисках «Сайгака»?
— А сам-то ты как думаешь? — процедил я, с ненавистью глядя на ржущего, словно жеребец, Стрижа.