— Почти, — не приняла шутки Аня. — Он все время носит его с собой.
— Ему угрожает опасность? — с показным равнодушием в голосе осведомился Анатолий.
— Он не говорит.
— А сами вы как думаете?
— Всё возможно.
— У вашего папы есть враги, Аня?
— Мы никогда не говорим с ним на такие темы.
— И вы никогда не слышали про угрозы в его адрес?
— Нет, никогда. Но жизнь сейчас неспокойная. И он тревожится, я чувствую.
— Он прячется ото всех, — произнесла Рита, и в ее голосе Китайгородцев что-то уловил. То ли насмешку, то ли осуждение.
— Он занят работой, — вступилась за отца Аня.
— Да, но за два дня, что я здесь, он ни разу к нам не вышел. Я даже не знаю, как он выглядит.
— Он действительно очень занят, — сказала Аня. Кажется, она испытывала неловкость за своего отца, хотя его и защищала.
Анатолий спрятал пистолет в кобуру.
— Они заняты! — всплеснула руками Рита. — Они все очень заняты!
Похоже, осуждала не только Аниного отца, но и своего собственного… Да, их родители могли обеспечить своим детям всё, что угодно, за исключением разве что личного общения. Они покупали дочерям билеты на заграничный лыжный курорт, полностью их экипировали, снабжали деньгами и еще совали при прощании в карман пластиковые кредитные карты — так, на всякий случай, чтоб дочурки ни в чем себе не отказывали… И там, на курорте, эти «два одиночества» встречались, и им было, действительно, так одиноко в этой жизни, что даже по возвращении домой они мечтали о скорой встрече — и встречались, хотя для этого надо было долго трястись в поезде.
— Пусть еще принесут вина, — попросила Рита.
Аня не возражала. Через две минуты все тот же охранник принес бутылку, поставил ее на стол — и удалился.
— А помнишь, как мы на курорте пили грог? — спросила у подружки Рита.
— Да. В первый же вечер.
— Я тогда накаталась… «Накаталась», ага… Нападалась! Впервые на лыжи встала. Там инструктор был еще такой… Бестолковый… Вечером пришла в бар. Скучища! Я — одна… Никогда больше не буду ездить за границу одна! Хорошо, что ты в баре оказалась в тот вечер…
— Да, когда ты ко мне подошла…
— А помнишь того очкарика-немца, который к нам подсел?
Обе засмеялись, одновременно вспомнив.
— Он нас грог учил пить, — смеясь, пояснила Китайгородцеву Рита. — А мы его — русскую водку. Ну, и как ты думаешь, кто из нас троих в конце концов якобы по старинному русскому обычаю лезгинку танцевал?
— Немец, — сказал прозорливый Анатолий.
Раздался общий смех.
— Ага, но он лезгинку на столе танцевал, — добавила Рита. — Бармен, видя это, вообще был в предобморочном состоянии.
Уже за полночь, когда Аня засобиралась к себе, пошел снег. Крупные хлопья сыпались с неба в полной тишине. Единственный фонарь у входа освещал разбитую накануне машину Аниного родственника. Снег уже присыпал место повреждения, и смотрелась машина очень даже ничего.
— Как нелепо всё получилось, — вздохнула Аня, печалясь о случившемся происшествии. — Завтра Андрей Ильич обещал всё исправить.
— Он разбирается в машинах? — заинтересовался Анатолий.
— В машинах разбирается автомеханик. У нас тут гараж, — махнула рукой куда-то за деревья. — Андрей Ильич сказал, что за день всё поправят.
Неширокая дорожка, ведущая к хозяйскому особняку, была очищена от снега, — но завтра тому, кто счищает снег, придется снова тут поработать.
— Где тут у вас охрана? — спросил у Ани Китайгородцев. — Богданов просил меня не подходить к дому слишком близко.
— Здесь никого нет. Только в доме.
Они действительно дошли до порога, никого не встретив.
— Спокойной ночи, — сказала Аня.
— Спокойной ночи.
Девочки расцеловались, и Аня ушла.
— Я тоже не люблю своего отца, — сказала неожиданно Рита.
Анатолий промолчал.
— Вот тебе он заплатил деньги. Ну, не тебе лично, ладно, твоей фирме, этому, как его… Как твоя фирма называется?
— «Барбакан».
— Что за слово такое мудреное?
— Мой шеф долго работал в Польше. У поляков барбакан — это такое укрепление, прикрывающее вход в крепостные ворота. Что-то вроде башни.
— Вот, мой отец заплатил деньги и нанял тебя. И точно так же он и меня нанимает. Тебя — как телохранителя, меня — как дочь.
— Я не понял, — признался Китайгородцев.
— Что тут непонятного? Он оплачивает все мои капризы, а я за это должна быть пай-девочкой, хорошей дочерью. Он мою любовь хочет купить за деньги.
— Но не получается?