Выбрать главу

дальше...

- Тина, если можно... - выразительно показал я глазами на бутылку "Камю".

- Конечно, конечно. И кофе?

- И кофе - не сопротивлялся я: урезать так урезать, как сказал японский самурай, делая себе харакири. Увидел бы эту картинку Палыч...

Коньяк на Тину Павлоану подействовал обнадеживающе. Для меня. Она раскраснелась, стала раскованней, и во взгляде, в котором прежде проскальзывало беспокойство, а временами и холодная настороженность, появилось нечто, льстящее моему мужскому самолюбию.

- Тина, скажите, за день-два до смерти Геннадия Валерьяновича не случилось что-либо неординарное, из ряда вон выходящее? Ну, например, некое событие, возможно, неприятное известие...

Она ответила чересчур быстро:

- Нет, нет, что вы! Все было... как обычно...

Вот и не верь медикам, когда они говорят о вреде алкоголя. Тина Павловна на некоторое время совершенно потеряла над собой контроль, и выражение испуга, даже, я бы сказал, ужаса, появилось на ее внезапно побледневшем лице.

Что за всем этим кроется? А ведь дата на записке - день, предшествующий убийству... Кстати, нужно узнать, есть ли у Лукашова дача.

КИЛЛЕР

Это море и эта орава людей, с утра до вечера галдящая и что-то жующая, и озверевшее солнце, от которого нет спасу даже в тени, в конце концов сведут меня с ума. Я боюсь сорваться, из последних сил сдерживаю себя в мелких конфликтах, порой случающихся в бесконечных очередях за жратвой, иногда мне хочется выхватить наган и стрелять, стрелять в эти потные, самодовольные рожи отдыхающих, а последней пулей разнести вдребезги свою башку, наполненную не мозгами, а, как мне кажется, горячей, клокочущей грязью.

Деньги... Их у меня много. Больше чем достаточно.

Можно купить все, что душа пожелает. Но что у нас купишь? И зачем, кому? Одеваюсь я просто, мне особо "светиться" незачем, кутежи в ресторанах не по моей части, потому как спиртного в рот не беру, а женщины... Они у нас бесплатные. За исключением путан, но на этих крыс у меня душа не встанет, я ими брезгую.

К спиртному у меня отвращение сызмала. Пьяные гульбища моей матери, забулдыжного вида хмыри, от которых за версту перло сивухой и грязным бельем, напрочь отшибли желание хотя бы попробовать этого зелья. Видимо, из-за упрямого неприятия того шабаша, который годами не прекращался в нашей коммуналке, я и начал заниматься дзюдо. Учился на удивление хорошо, меня даже как мастера спорта приняли в институт физкультуры. Все могло быть совершенно иначе в моей жизни, не случись стычки с очередным "папашей".

которому вздумалось поучить меня уму-разуму. Я его так отходил, что он месяц валялся в реанимации. Из института меня, конечно же, выперли...

Ее я заметил сразу. Ужинал я обычно в ресторане, был один из порядком надоевших мне угарных кабацких вечеров, она пришла с шикарной подругой в "фирме", лупоглазой и нахальной. Я как увидел ее, так и прикипел к ней взглядом, хотя "фирмовая" деваха тоже была вполне ничего.

Интересно, почему я люблю таких незаметных, серых мышек? Красота их неброская, по натуре они добры и чертовски наивны. Эта была к тому же еще и стеснительная до невероятия. Видно, чтобы уговорить ее пойти в ресторан, лупоглазой выдре пришлось немало потрудиться.

Их столик находился неподалеку, до меня даже изредка долетали обрывки разговоров. Говорила больше лупоглазая, а "мышка" только кивала растерянно и сжималась в комочек, когда подходил очередной кавалер приглашать на танец. Она отказывала всем подряд, не поднимая глаз, что вызвало прямо-таки водопад гнева ее шустрой подруги, возле которой крутились два грузина.

- Дурочка... шикарные ребята... Чего тебе еще нужно? - зло бубнила лупоглазая в перерывах между танцами. - Так и останешься старой девой... Корчишь из себя недотрогу...

"Мышка" кивала, соглашаясь и едва сдерживая слезы, но проходила минута-другая, и очередной фрайер топая от нее несолоно хлебавши.

Конечно, подойти к ней я не решился, знал что откажет. Вышел из ресторана раньше, чем они. Рассудил так: поначалу узнаю, где она живет, а потом...

Впрочем, что будет "потом", мне представлялось весьма смутно. Вскоре появились и они в компании -- трех грузин. Лупоглазую обнимали сразу двое, а третий чтото квохтал, бегая вокруг "мышки", видимо, уговаривал.

Но она упрямо мотала головой и не спешила к автостоянке, где горделиво сверкала лаком машина "тружеников Востока", японская "тоёта".

- Ну чего ты? - цыкнула на нее лупоглазая.

Едем. И точка. Решено.

- Извини, но я остаюсь-впервые услышал я ее голос, он был тих, но ясен и мелодичен, как звон хрусталя.

- Э-э, нэт, зачэм так гаварищ? Подруга зовет-нэ хочэш, да? На руках понэсу... - ухажер "мышки" сгреб ее в охапку.

Но она неожиданно резким и сильным движением для довольно хрупкого тела освободилась из объятий и попыталась уйти. Тогда на помощь ее ухажеру пришел его товарищ, и вдвоем они потащили "мышку" к машине.

- Я буду кричать. Отпустите меня. Сейчас же отпустите! - взмолилась она.

-Молчи, дурочкам-прикрикнула на нее лупоглазая. - Иначе сейчас получишь от меня по башке.

Я подошел к компании, когда "мышка" начала плакать.

- Отпустите девчонку, генапвале, - как мог спокойнее обратился я к главному, здоровенному горбоносому бугаю. - Хватит вам и одной.

Он молча, даже не глядя в мою сторону, оттолкнул меня и открыл дверцу машины.

- Садитесь, - сказал он компании. - И поехали...

Судя по всему, это были "кидалы", наши доморощенные гангстеры автомобильных рынков, и в другое время, при иных обстоятельствах я бы не рискнул с ними связываться. Но неделями копившаяся злость затуманила мне мозги. Я решительно шагнул вперед и оттер от них девчонку, которая тут же спряталась за мою спину.

- Вы поедете, она останется, - твердо сказал я, едва ворочая непослушным от ярости языком.

Я видел, как главный лениво повел бровью, и один из них, высокий, худощавый, с родинкой под глазом, молниеносно выбросил вперед кулак, целясь мне в челюсть.

И попал в пустоту. Но удивиться этому не успел:

мой ответный удар опрокинул его на землю, где он и затих.