Пятнистый бык шел во главе стада. Он угрюмо двигался вперед, будто чувствуя что нам нужна помощь.
И каждый день безжалостно палило солнце. Скот умирал или стоял, качаясь, на широко расставленных ногах. Сколько голов мы потеряли? Сколько лошадей загнали? Мы потеряли ощущение времени, из последних сил подгоняя сквозь пыль ставших совершенно непослушными животных.
Я выехал далеко вперед и нашел Мустанг-Пондс, но пруды превратились в плоские пятна растрескавшейся грязи. Здесь давно уже не было воды. Источники Флэтрок-Хоулс пересохли, и по эту сторону реки не осталось ничего, так как другие водоемы лежали далеко на северо-западе, и неизвестно, есть ли там вода.
Дважды я находил солончаковые озера, но вода там была так перемешана с белой щелочной пылью, что напоминало густой суп. Напиться такой воды для любого животного означало одно — смерть.
Я продолжил путь и наконец, выехав на вершину пологого холма, увидел вдали темно-зеленые заросли вдоль Пекоса. Конь с надеждой вытянул морду в сторону далекой воды, но я спешился и, смочив платок из фляги, протер ему язык. И мы с мышастым повернули обратно.
До воды оставалось миль шестнадцать-семнадцать. Я остановился на возвышении подле тропы и стал поджидать стадо.
Отец ехал впереди и, несмотря на смертельную усталость, сидел в седле, как всегда, прямо. Футах в двадцати за ним и футах в пятидесяти впереди стада следовал пятнистый бык.
Чуть дальше Джим Пур и Бен Коул с обеих сторон сжимали головных быков в тесную группу, чтобы стадо, следующее позади, не растекалось в стороны.
И над всеми висело облако белой солончаковой пыли. Скот, люди, лошади и фургоны — все было покрыто ею, как снегом.
Позади я различал отставших. Примерно с дюжину коров еще стояли, две лежали в пыли.
Но стадо продолжало идти, и я шагом повел мышастого навстречу.
— Па, вода недалеко. Берем самых выносливых и гоним к Пекосу. Жаль разбивать стадо, но тогда мы спасем хоть часть.
Животные остановились, однако мы тут же отсекли тех, в ком еще остались силы, и погнали их к переправе Хорсхед на Пекосе.
В золотисто-розовой дымке постепенно исчезал день, огромные пурпурные стрелы солнечных лучей пронзали кроваво-красные облака, и серо-коричневые просторы прерии наполнились каким-то особым очарованием. Никогда еще я не видел более красивого заката, широкого неба и безбрежных равнин, чем в тот вечер перед последним перегоном в Хорсхед.
Остановив коня рядом с фургонами, я сказал миссис Фоули:
— Поезжайте вперед и не останавливайтесь до самой реки.
Она мрачно кивнула и тронула фургон, крича на загнанных лошадей. Фрэнк Келси вытер пот с лица и усмехнулся:
— Прямо как в аду, верно? Я никогда еще такого не видел.
— Вперед, — сказал я и подъехал к Мигелю, которому Кончита помогала держаться в седле. — И вы тоже. Не обращайте внимания на скот. Скорее двигайтесь к реке.
Сумерки сгущались, медленно переходя в ночь. Мы погнали стадо к тусклой пурпурной полоске горизонта. Животные двигались, механически переставляя ноги, с высунутыми, сухими, пыльными языками и склонившимися вниз головами. Они шли, словно пьяные от смертельной усталости, умирая от жажды, но они все-таки шли.
Всадники обессиленно осели в седлах, стихли пронзительные крики ковбоев и рев скота, но мы все-таки шли на Запад.
Отстала телка, я подъехал и стегнул ее свернутым лассо. Она даже не пошевелилась, только после того, как мышастый куснул ее, пошла дальше, шатаясь и еле переставляя ноги. Дважды я останавливался, чтобы брызнуть воды в открытые рты упавших коров. Обе встали. Многим прибавит сил свежесть ночи, и они будут двигаться вперед.
А затем подул ветерок, принеся с собой запах реки.
Головы вскинулись, стадо пошло быстрее, затем перешло на рысь и вдруг ринулось в безудержном беге к текущей впереди воде. Животные падали, поднимались и продолжали бег.
Я остался один позади скрывшегося стада, и единственным звуком в ночи был стук копыт по твердой, спекшейся земле.
Когда я подъехал к Пекосу, уже высыпали звезды.
Мышастый остановился, ноги его дрожали. Я тяжело спешился и на мгновение прислонился к коню, затем медленно снял седло и уздечку и отпустил мышастого поваляться в пыли — весь уход, который требуют мустанги.
К костру подошел Зебони.
— Стадо напилось. Мы не подпускаем его к воде.
— Хорошо. До рассвета не давайте ему больше пить.
Сидя у костра, я вытащил из седельного чехла «паттерсон» и начал чистить его. Что бы ни случилось, винтовка должна быть в порядке.
— Нужно поставить четырех человек на охрану стада, — сказал я, — и одного — подальше от лагеря в засаде. Это ведь индейская переправа. Команчи пользовались ею задолго до того, как здесь появились белые.
Миссис Старк принесла мне кружку кофе.
— Выпей, — сказала она, — ты заслужил.
Это был настоящий кофе с порцией доброго ирландского виски, он меня взбодрил. Вскоре я закончил чистить винтовку, подошел к фургонам и вытащил из вещевого мешка свои револьверы. Один я пристегнул к поясу, а второй засунул за ремень, спрятав рукоятку под жилеткой.
Когда вернулся к костру, там сидел отец. Он увидел револьвер в кобуре, но промолчал. На меня оглянулся Том Сэнди.
— Никогда не видел, чтобы ты носил револьвер, — сказал он. — Думаешь, сегодня ночью что-нибудь случится?
— Мы устали, Том, — сказал я, — но сегодня ночью спать не придется. Надо подготовить все оружие.
— Сейчас? — Том с удивлением посмотрел на меня. — Ты сошел с ума. Все и так уже с ног валятся. Да ты не можешь…
— Могу! Займись делом! Все оружие должно быть заряжено немедленно.
И ковбои зарядили свои ружья и револьверы.
В половине первого ночи, завернувшись в одеяла и вытянувшись, стараясь расслабить задеревеневшие мышцы, я уснул.
Первое, что я услышал, когда проснулся, было радостное и очень приятное журчание воды. Небо начинало бледнеть. Судя по ковшу Большой Медведицы, — прошло два часа. Я встал и надел шляпу. Все было спокойно.
Я натянул сапоги, застегнул оружейный пояс и подошел к костру.
То, что я принял за деревья и кусты, растущие вдоль берега, на самом деле оказалось предзакатной тенью от высокого берега реки. Единственной растительностью здесь была тонкая полоска камыша в довольно глубокой канаве. Сама река растеклась на сотню футов, но глубина ее не превышала четырех. На другом берегу раскинулась равнина с тонким слоем песчаной плодородной почвы и редкими чахлыми кустиками.
К костру подъехал Зебони и выпил кружку кофе, не слезая с коня.
Кругом было тихо… Слишком тихо.
Выдохшееся стадо спокойно улеглось на ночевку, и лишь время от времени приходилось отгонять коров от воды.
— Ты собираешься остановиться здесь?
— Нет.
Тим Фоули оглянулся на меня. Тим — хороший человек, но иногда думает, что я слишком молод для своей работы. Ну, а я думаю, что не в возрасте дело, ведь человек с годами не может поумнеть, если не будет всю жизнь учиться.
— Мы перейдем реку и поднимемся на несколько миль вверх по течению. — Я обвел рукой землю, усеянную черепами лошадей. — С индейцами нам встречаться ни к чему.
Зеб начал было разворачивать коня, но вдруг остановился.
— Дэн!
Что-то в его голосе заставило меня повернуться. К нам приближалась группа всадников: человек шесть-семь.
— Ты с оружием, Тим?
— Да.
— Я тоже. — Это сказал Зено Йерли.
Позади меня у костра послышался шорох. Я взглянул в сторону стада. Там четверо… а где пятый, тот, что сторожил в засаде? Видел ли он этих всадников? Или они обнаружили его первыми?
Рядом со мной встала Кончита, наполовину спрятавшись за колесом фургона.
Я не отрывал глаз от едущего впереди человека. Под ним была сильная гнедая лошадь, да и сам он был мощного сложения. Я сразу понял, что это Фелипе Сото.