– Ты не боишься казни?
Я пропустил его слова мимо ушей, убрал трубку и сказал:
– Жорж Морено. Звался также Дени Северен и Годи. В те времена мой кореш. Вступил в Колонну Дурути...
Я изложил все, что знал, о Морено.
– Он был и моим другом, – поддакнул испанец.
– Похоже, он умер.
– Возможно.
– По последним сведениям, это вроде бы и не так.
– Возможно.
– Ты смеешься надо мной?
– Я? Нисколько, Ты хотел задавать вопросы. И ты задаешь вопросы.
С самого начала он крутил в руках пресс-папье, здоровенный прямоугольный кусок свинца. Это стало меня раздражать. Все начинало меня раздражать. Все шло не так, как мне хотелось, и с меня было довольно.
– Оставь его, – сказал я.
– Что такое?
– Эту штуку.
– Еще что! – прошипел он.
Я протянул руку, чтобы схватить свинец. Слишком поздно. Он приподнял его так, что мне было не дотянуться. Я дал ему затрещину. Он ответил мне тем же. Я повторил. Он перевернул стол со всем его хламом мне на ноги. Отступив, я наклонил голову. Очень кстати. Тяжеленный кусок свинца просвистел в трех сантиметрах от моего уха и глухо ударился о стену. Я рванул вперед, одновременно извлекая пистолет, и его рукоятью ударил перевозбужденного противника по черепу. Он впал в полуобморочное состояние. Я воспользовался этим, чтобы бросить взгляд на его обстановку. Ничего. Во всяком случае, для меня. Среди раскиданных газет Морено не было. Не было Морено и в ящике стола. Я подобрал пресс-папье. Это было клише из массивного свинца, с острыми краями. Притупился лишь тот, что ударился о стену. Свистнутый по месту работы. Я не выпустил его из своей свободной руки.
Гонсалес приходил в себя. Он чихнул.
– Что ж, неплохая партия, – сказал он.
– Ты мог бы меня этим ухлопать, – заметил я, взвешивая на ладони тяжелый кусок свинца.
– Наверное, это не было бы большой потерей, но у меня была бы куча неприятностей. Не перестаю делать глупости. Извини меня, но от фараонов у меня темнеет в глазах. Ну и дурак я!
– Да ладно. Просто кровь анархиста кипит. Ладно. Что, если мы вернемся к Морено?
– Если хочешь. Отделаемся от него и больше не будем об этом говорить.
Снова мы говорили только о Морено. Если он жив, у него должны бы покраснеть уши. Но он был мертв. Чуточку придя в себя, Гонсалес категорически это утверждал. Я ему поверил. Если бы Морено, будучи жив, вернулся и нашел приют у Гонсалеса, как мне на мгновение показалось, тот не стал бы предаваться по отношению ко мне всем этим вольностям.
Я вернулся в агентство.
Погрузившись в свое кресло, я спрашивал себя, чего ради я ломаю голову. Эстер мне уже заплатила якобы для того, чтобы оберегать ее от Морено, и теперь Эстер была мертва. Затем я пообещал самому себе, что помешаю шантажистам открыть Рене Левибергу предательство Эстер, но теперь она была мертва. Разоблачение больше не причинило бы ей боли. Она все равно осталась бы мертва.
В память об Алисе я, может быть, и попробовал бы обнаружить ее убийцу или убийц. Скорее всего его одного. Душителя, у которого не доставало правого мизинца. Как у Морено. Или, может быть, душителя, у которого были целы все пальцы, но который хотел изобразить дело так, чтобы поверили...
Боже мой! Я же никогда не говорил Рене Левибергу, что Морено умер!
– Но зачем Левибергу потребовалось бы совершать это преступление? – воскликнула Элен, когда я поделился с нею своей догадкой. – Вы же мне сами, как дважды два четыре, доказали, что скандал ему невыгоден.
– Он сам мне признался, что не всегда в состоянии сдержать свои порывы. Что касается скандала... Посмотрите газеты. Он знал, что способен это выдержать.
– До той минуты, как его арестуют, если он виновен. Тот скандал ему будет трудно заглушить.
– Это верно.
– Допустим, что он виновен. Значит, он узнал о предательстве сестры?
– Да.
– От Виктора Марселлена?
– Да.
– От трусишки, который наделал в штанишки?
– Может, он и не был так пуглив, как я подумал, Элен.
Элен покачала своей очаровательной маленькой головкой. Ее каштановые волосы разметались вокруг лица. Она улыбнулась:
– Думаю, вам придется начинать с нуля, Нестор Бурма.
– Снова все начинать? Большое спасибо. Не чувствую себя в силах повторить все, что было с Марион, например.
– Я вполне серьезно, – сухим тоном возразила она. – Ни с Марион, ни с другими девицами подобного рода. Если бы вы рассуждали...
– Порассуждайте-ка за меня. У вас нет позади корриды с тореадором, где меня чуть не пришибли тупым предметом... Ох! Черт подери!
– Наконец-то!
– Тупой предмет! Нет, я заговариваюсь. Слушаю вас, моя любовь.
– Вы всегда думали, что Рене Левибергу угрожали одним оружием – доказательством измены его сестры. Но что вы об этом знаете? Определенно, речь идет о чем-то совершенно другом. Мне кажется, что события вокруг вас, последовавшие за посещением Эстер, просто несопоставимы по значению с той давней историей с доносом. И напрасно вы отрицаете всякую взаимосвязь между убийствами: Леменье, Доливе... гм... Марион, Эстер... лично я думаю, что...
– ...с вашей женской интуицией...
– ...что такая связь существует. Если бы вы знали, какие документы находятся у Марселлена, то, возможно, это пролило бы свет на все эти загадки.
– Вы правы. Серьезно примусь за поиски. Если он что-то еще продал Левибергу, разузнаю, что именно. И если это бросало тень на Эстер, уличало ее в том, что именно она содействовала гестаповцам в аресте и высылке всей своей семьи, то убийца установлен. Ладно. Прямо отсюда иду к Кло, прижму ее и выужу у нее все, что касается ее любовника. В это время она еще на работе. Начну с ее старушки – родственницы, которую я едва заметил. Пойдемте со мной, Элен. Ваше присутствие расположит ее ко мне. Да и малышку Кло, Что касается последней, вы не сможете меня упрекать в том…
Она метнула в мою сторону такой сердитый взгляд, что я замолк Мы уже выходили, как зазвонил телефон, Марк Кове.
– Сегодня взорвется моя бомба, – сказал он, – Дело удалось обстряпать раньше, чем предполагалось. Не могу пожаловаться. Одно время я опасался, что оно вообще сорвется, Сможете быть? В пять тридцать, в "Сумерках". Для вас у меня есть сюрприз.
– Марселлен?
– Плевать мне на Марселлена.
– Хорошо. А Элен приглашена?
– Все агентство "Фиат Люкс", если угодно. Так даже лучше.
– Очевидно, встреча назначена в баре?
– В баре. Как всегда в баре.
Похоже, он уже принял основательный задаток спиртного.
Гостиница "Масе" находилась у нас по пути, и мы туда зашли, Тихий господин Габриэль читал за стойкой полицейский роман, из собрания его загулявшего постояльца, о котором, как он нам сообщил, у него по-прежнему не было никаких известий.
Успокаивающе тихим выглядело старое здание на улице Сент-Фуа, где проживали малютка Кло и ее тетушка. Оно возвышалось на углу обсаженной деревьями площади, площади, которую можно было бы счесть провинциальной, если бы со всех сторон она не была превращена в постоянную стоянку для различных автомобилей. На обшарпанной лестнице, по которой мы поднялись на третий этаж, забывалось, что соседние улицы гудят от шума моторов и рокота печатных станков. У входа в квартиру Кло я позвонил. Звонок был не электрический. Просто колокольчик, который приводился в действие с помощью довольно затрепанной ленты с красным шариком на конце. Звяканье нарушило тишину и погасло, но никто не откликнулся. Снова я дернул за ленту. По-прежнему ничего. Рядом со мной Элен испустила скорее плаксивый стон, чем вздох. Я почувствовал, что холодный пот побежал по моей спине.
– Беспомощна, – сказал я тусклым голосом, – Разъезжает по квартире в коляске, но не выходит. Она не выходила.