Но события развивались настолько быстро, что не оставалось времени на консультации с Москвой, Филби или его советским коллегой в Вашингтоне. «Питер» не знал, насколько тесно был связан Берджесс с Филби во время пребывания в Вашингтоне; он не мог даже представить себе, что два советских агента нарушали элементарные правила конспирации и проживали под одной крышей. Оперативный руководитель Филби в Вашингтоне мог бы рассказать ему об этом, сам же он даже не предполагал, что Берджесс собирается бежать вместе с Маклином. В Москве я задал этот вопрос Филби.
«Ретроспективно легко видеть, где мы были не правы, — ответил Филби. — Не нужно было никому бежать, в том числе и Маклину. Это была ошибка. Я знаком с имевшимися против него уликами: не было ничего, что бы выдержало судебное разбирательство. Он мог бы решительно опровергнуть эти улики, высказать угрозу подать на министерство иностранных дел в суд. Почти несомненно власти отступили бы [23]. Когда через пару лет все улеглось бы, Маклин при желании мог бы поехать в отпуск в Швейцарию и оттуда отправиться в Москву.
Я ответил: «Возможно, «подсказка» касалась не времени проведения допроса Маклина. Возможно, контрразведка получила какие-то действительно обличающие Маклина данные, которые было решено предъявить ему?» Филби ответил: «Подсказки» вообще никакой не было, если не считать моего письма Берджессу, в котором я предупредил его, что «охота за «Гомером» приближается к концу. (Предупреждение было замаскировано упоминанием о машине Берджесса, оставленной в гараже посольства.) При отъезде из Великобритании он нечаянно оставил это письмо в своей квартире, и Бланту пришлось срочно предпринимать меры, чтобы изъять его».
Я сказал: «Но ведь Маклин и Берджесс действительно бежали в тот день, когда Моррисон подписал разрешение на допрос Маклина?» Ответ Филби: «Это простое совпадение. В течение некоторого времени Берджесс принимал участие в разработке плана побега, и его дата была установлена задолго до того, как Моррисон подписал разрешение на допрос Маклина. Кажется, это подтверждает в своих воспоминаниях и Джек Хьюлит, с которым Берджесс жил в одной квартире. Во время телевизионного интервала Хьюлит заявил, что Берджесс еще в среду сказал ему (а это канун совещания сотрудников СИС, МИ-5 и МИД, на котором был решено обратиться с просьбой к Моррисону), что в пятницу он уезжает за границу, чтобы помочь оказавшемуся в беде другу». Далее Филби продолжал: «Побег Берджесса не планировался. Мы знали, что это поставит меня и Бланта в опасное положение, однако решили остаться и пройти через все трудности. Началась настоящая неразбериха, подлинный кошмар и все это благодаря этому «негодяю» Берджессу. КГБ никогда не простил ему этого. В Москве мы жили отдельно, чтобы избежать взаимных упреков по поводу случившегося. Я могу понять необходимость таких мер, однако я испытывал большое сожаление, когда узнал, что он умер. Берджесс был хорошим другом».
На этот инцидент, описанный в книге Филби «Моя тайная война», теперь можно посмотреть в реальном свете: это была попытка прикрыть недоработки советской разведки, в которых его собственные ошибки сыграли немалую роль. Была и еще одна цель: усилить у западных разведывательных служб подозрения, что остались неразоблаченными другие внедренные в их ряды агенты, спасти от краха оставшийся разведывательный потенциал. Позднее во время наших бесед на мой вопрос, испытывает ли он сожаления, Филби отвечал в общем плане. Внезапно у него прорвалось: «Профессионально я мог бы сделать лучше. Я наделал ошибок и заплатил за них». Несомненно, при этом он имел в виду свою дружбу с Берджессом и все перипетии по делу «Гомера».
О побеге Берджесса Филби узнал от Джоффри Патерсона, сотрудника МИ-5 в Вашингтоне. Филби таким образом описывал этот момент. «Ким, — прошептал он, — птичка улетела». Я изобразил на своем лице выражение ужаса (надеюсь, мне это удалось). «Какая птичка? Неужели Маклин?» «Да, — ответил он. — Но хуже того. Гай Берджесс бежал вместе с ним». Тут мой ужас был неподдельным». Филби предпринял решительные действия. Как только представилась возможность, он поехал домой, взял фотокамеру и все принадлежности к ней и все закопал в лесу на берегу Потомака. Затем он стал обдумывать создавшееся положение.
23
Возможно, Филби прав. В 1962 году, когда упорно курсировали слухи о намерении Маклина возвратиться в Великобританию, сотрудники службы безопасности провели беседу с возможными свидетелями, которые выступили бы на суде против Маклина. У сотрудников не создалось уверенности, что у них есть шансы выиграть дело. —