Очевидно, в тот день встреча была с сотрудником КГБ, поскольку около 5 часов пополудни Филби позвонил домой и разговаривал со своим младшим сыном, тринадцатилетним Гарри. Элеонора была на кухне, и Гарри крикнул ей: «Папа опаздывает. Он сказал, что в 8 часов приедет к Бальфур-Полам». Больше Элеонора своего мужа в Бейруте не видела. Ночью она позвонила домой новому резиденту СИС, но он оказался в посольстве, где присутствовал на срочно созванном совещании по поводу исчезновения Филби. Наконец он пришел на квартиру Филби и попросил Элеонору проверить, что из его вещей отсутствует.
Позднее Элеонора получила от Филби несколько писем, в которых он сообщал, что уехал в длительную поездку по заданию газеты «Обсервер», сообщал места в квартире, где он положил деньги, просил не упоминать о письмах его коллегам-журналистам: «Я хочу, чтобы эта новость ограничивалась лишь тобой», и уверял ее в своей любви. До сознания Элеоноры постепенно доходило, что он уехал навсегда и, очевидно, к русским.
Некоторые из коллег Филби придерживались такого же мнения, что и Элеонора. Клэр Холлингуорт, корреспондент газеты «Гардиан», присутствовавший на приеме у Бальфур-Полов, через день после исчезновения Филби написал спекулятивную статью, в которой заявил, что Филби своим внезапным исчезновением, возможно, на борту советского судна «Долматов», покинувшего бейрутский порт в ту ночь, подтвердил его утверждения, что он является тем «третьим человеком». «Гардиан» статью не напечатала. Через два дня местная газета, выходящая в Бейруте на английском языке, «Дейли стар» официально сообщила об исчезновении Филби. Британский журналист Питер Килнер передал это сообщение в лондонское телеграфное агентство «Рейтер», где ему не был дан ход. Килнер вспоминает, что он обсуждал дело Филби с корреспондентами газет «Таймс» и «Дейли телеграф» и оба отказались давать сообщения об исчезновении Филби на том основании, что он, возможно, выехал по своим журналистским делам. И позднее в британской прессе не появлялось более или менее подробных сообщений о случившемся. Представляется, что СИС тайно обратилась к МИД с просьбой повлиять на редакторов Флит-стрит в плане приглушения значимости этого события.
И только 20 марта, и только под давлением газеты «Обсервер», информировавшей 3 марта об исчезновении своего корреспондента, министерство иностранных дел страны выступило с официальным заявлением. Лорд-хранитель печати Эдвард Хит заявил, что правительство безуспешно пыталось установить местонахождение Филби. Хит, в частности, сказал: «Поскольку в 1951 году, двенадцать лет назад, Филби ушел из иностранной службы, он не имел доступа к какой-либо правительственной информации». Уже «обсохший» и освоившийся в Москве, Филби с удовольствием рассмеялся, прочитав в полученной авиапочтой газете «Таймс» это сообщение.
ГЛАВА XVI. ЧЕСТВОВАНИЕ ГЕРОЯ
Филби прибыл в Советский Союз 27 января 1963 года, через четыре дня после отплытия из Бейрута на борту советского грузового судна «Долматов», спешно в полночь покинувшего бейрутский порт, оставив некоторые грузы на причале. 19 января 1988 года в своей московской квартире он предложил мне бокал шампанского, чтобы отметить предстоящую двадцатипятилетнюю годовщину прибытия в Советский Союз. Когда я попытался получить от него подробности побега, Филби начал терять терпение. «Это оперативные вопросы КГБ, которые я не могу обсуждать, — заявил он. — В них нет ничего интересного или важного. Но я бы хотел, чтобы вы точно зафиксировали обстоятельства моего приезда в СССР».
«Обрисую обстановку. Пять часов утра. Небольшой пограничный пункт. (Очевидно, в одном из портов на Черном море.) Середина зимы. В помещении стол, несколько стульев, печь на угле. На печке кипит чайник, все помещение заполнено сигаретным дымом. Меня ожидают три или четыре милиционера и специально прибывший из Москвы для встречи сотрудник. Он хорошо говорит по-английски.
После окончания формальностей я извинился за свой приезд. Я сказал, что хотел бы и дальше оставаться на Западе и продолжать свою службу, но обстоятельства оказались сильнее. Мой коллега из Москвы, очевидно, заметил, что я немного разволновался. Он положил руку мне на плечо. До сих пор я точно помню его слова.