По пути домой Филби, сидевший в машине рядом с шофером, попросил водителя выключить радио, заметив, что не выносит громкой музыки. Он добавил: «К сожалению, очень трудно избавиться от нее. Западная музыкальная волна достигла и СССР. Вчера я ехал в лифте и даже там звучала эта ужасная музыка. Знаете ли вы, что единственное место, где сейчас можно услышать настоящую тишину и укрыться от этой проклятой современной музыки, — это Сибирь? Вы берете палатку, провизию и уходите в самые дебри тайги и только там можно насладиться тишиной. А что касается поп-музыки… Вы, наверное, читали о небольших волнениях молодежи здесь? В основном инициаторами их были хулиганы, одурманенные буржуазной рок-музыкой!!»
Все самые сложные вопросы я оставил на нашу последнюю встречу. Супруги Филби пригласили нас на прощальный ужин. Ким предложил нам приехать пораньше, «чтобы можно было немного поработать до ужина». Мы расположились в его кабинете по обе стороны стола.
— Давайте начнем с патриотизма, — сказал я. — Испытываете ли вы какие-либо патриотические чувства к Великобритании?
Филби ответил:
— Патриотизм — это очень сложное чувство. Возьмите русских. Они боготворят свою Родину, но в течение многих лет значительное их число эмигрировало, начав за границей новую жизнь. Тем не менее они всегда с тоской говорят о матушке-России. Между прочим, я думаю, что нужно разрешить свободную эмиграцию из СССР. И мне кажется, власти будут удивлены тем, как мало советских граждан захотят покинуть свою страну и как много из них пожелают вернуться домой. Но это мое личное мнение.
Миллионы людей сражаются и умирают за свою страну, и в то же время миллионы оставляют родину в поисках лучшей жизни. Как вы, очевидно, знаете, мы, Филби, родом из Дании. Поэтому наивно спрашивать меня, почему я не испытываю патриотических чувств к Великобритании. К какой Великобритании? Меня интригуют слова Тэтчер: «Я страстно люблю свою страну». О чем она говорит? О Финчли или Далвиче, а может быть, о Глазго или Ливерпуле? Я не думаю, что чем-либо навредил моей Великобритании. Я считаю, что моя работа на КГБ в действительности была на пользу большинству населения Британских островов.
И это не только мое личное мнение. Тревор-Роупер (историк лорд Дакре) писал, что, по его мнению, я не наносил вреда Великобритании. Как я уже сказал, это мое мнение, но я был удивлен и тронут, что такова же и его точка зрения, точка зрения старомодного тори.
— Это одно мнение, — ответил я. — Какова же точка зрения другого вашего коллеги, Малькольма Маггериджа?
Филби ответил следующее:
— У Малькольма была безумная идея: якобы я всегда был пронацистом, но переметнулся на другую сторону, когда понял, что немцы проигрывают войну. Мне кажется, что Малькольм просто захотел быть оригинальным. Его первая статья обо мне, написанная вскоре после моего прибытия в Москву, была достаточно дружелюбной. Но другие люди высказывались в подобном же тоне, поэтому Малькольм решил, что он должен занять противоположную позицию. Много лет назад я предвидел, что он превратится в ревностного католика. Но Маггеридж был всегда компанейским парнем, и я по-прежнему испытываю к нему симпатию. Если увидите его, передайте привет старому мошеннику.
— Если бы была возможность начать жизнь сначала, вы бы повторили ее?
— Несомненно.
— Без сожаления?
— Да, но только в том смысле, что нельзя считать прожитое время только хорошим ИЛИ ТОЛЬКО ПЛОХИМ. Поэтому, подводя итоги своей жизни, я могу сказать, что хорошего я сделал больше, чем плохого. Согласен, что не все разделяют эту точку зрения.
— Трудно поверить, что у вас не возникает никаких сожалений.
— Конечно, мне жаль, что со мной нет моих старых друзей. Люди, подобные Томми Харрису, наверное, очень сердиты на меня, и поделом. Конечно, я бы не повторил своих профессиональных ошибок, я мог бы в целом сработать лучше. У меня были ошибки, и я за них заплатил.
— Давайте поговорим о друзьях и о предательстве по отношению к ним. Я знаю людей, которые могли бы простить вам политическое предательство, но не могут простить вас как друга. Что вы думаете о людях, которых вы покинули: о вашей семье, о ваших близких друзьях. Говорят, один из них написал вам из Бейрута: «Все это время, должно быть, вы в душе смеялись над нами?»