– Осмотреть окрестности.
– Понятно. Не откажетесь отобедаете со мной? Буду ждать вас к четырём часам.
– С удовольствием. А сейчас – разрешите откланяться, – и Гурьев поднялся.
Сталиноморск, гостиница «Курортная». 28 августа 1940
Закрывшись в номере, он присел на кровать, вздохнул, задумчиво помял рукой подбородок. Потом поднялся, взял тубус, открыл. И через мгновение ощутил в ладони привычное живое тепло рукоятей Близнецов.
Мягкий, еле слышный щелчок фиксатора, – и седая, покрытая дымчато-переливающимся, словно струящимся полупрозрачным узором сталь клинков показалась на свет. Медленно, словно осматриваясь, мечи выдвигались, повинуясь живительным токам, идущим от ладони Гурьева.
– Знакомьтесь, Близнецы, – тихо произнёс Гурьев. – Пока мы живём с вами здесь.
Он провёл несколько ката[8]. Близнецы остались довольны. Гурьев и Близнецы понимали друг друга и вместе могли очень многое, если не всё. Меч – это больше, чем оружие. Меч – Струна Силы. Именно меч собирает воедино всё искусство воина – от рукопашного боя и сюрикэн-дзюцу[9] до умения останавливать врага взглядом, – любого врага. Меч – Судья, Наставник, Друг и Брат воина. Продолжение руки, мера и средоточие воинского Духа. Меч – живой. Меч – Альфа и Омега. Двойной Меч.
Гурьев вложил клинки в ножны и аккуратно закрыл тубус:
– Спасибо за урок, Близнецы.
Тёмно-коричневая кость, из которой были сделаны ножны-рукояти Близнецов-ширасайя[10], всегда была тёплой. Какому животному принадлежала эта кость, Гурьев так и не выяснил. Хотя интересовался в своё время, и ещё как. Просто поверить в сказанное Накадзимой, – кость из гребня Дракона, – он так и не решился. Может, и зря. Ну, какие, в самом-то деле, драконы ещё, невесело усмехнулся Гурьев. Драконов не бывает. А всё, что случилось со мной, со всеми нами, – разве бывает?!
Гурьев достал из саквояжа фотографические планы города и крепости, сделанные с самолёта по указанию Городецкого. Снимки были просмотрены и изучены до дыр, и привязаны к карте ещё в Москве, и теперь Гурьев хотел проверить всё на местности, благо вид из окна весьма к этому располагал. Он вытащил небольшой, но мощный бинокль с просветлённой оптикой и нанесённой внутри сеткой дальномера. Расстояние от Гурьева до Главной башни – три тысячи восемьсот метров. Плюс-минус десятая процента. И высота над уровнем моря – метров шестьдесят с хвостиком, прикинул он.
Странная всё-таки фортеция, подумал Гурьев. Словно специально тут стоит, меня дожидается. В качестве приюта для горожан, спасающихся бегством от захватчиков, мало подходит, – высоко больно, серпантин крутой, узкий, две повозки не разъедутся. От бухты далеко и наискосок – даже с нынешней артиллерийской техникой держать оную под прицелом затруднительно. А площадка наверху огромная. Может, рельеф береговой был другим в те времена? Красиво стоит, слов нет, однако же с точки зрения военного специалиста на удивление бесполезно. Словно сама для себя выстроена, а до всего остального ей и дела нет. Это здесь, подумал он. Это здесь.
Всё, что можно было увидеть обычным зрением, Гурьев увидел. Он лёг на кровать, закинул руки за голову, закрыл глаза и позвал Рранкара.
Огромный беркут, распластав могучие чёрно-коричневые крылья, парил над руинами, – так высоко, что с земли казался точкой. Зато Гурьев, рассматривая крепость глазами птицы, видел каждую ямку, каждую трещинку на камне, каждую песчинку. Прошло не менее четверти часа, прежде чем Гурьев отпустил орла.
«Спасибо, Солнечный Воин. Доброй охоты!» Ощутив встречную волну тепла от беркута, Гурьев открыл глаза, и зрение вернулось в обычный режим.
Улыбнувшись и сев на кровати, Гурьев встряхнулся. Рранкар был первым. Самым первым, с которым Гурьев научился вот так – «разговаривать». Птица. Птица – глупое слово. Птах. Пернатый бог, безраздельный властелин высоты и чистого неба. Конечно, это не было разговором, людским разговором при помощи слов. Обмен мыслями-картинками. Образами. Так было очень, очень легко. Гурьев никогда не подчинял беркута своей воле, как и другую живность, только «просил». И не было случая, чтобы птах не выполнил просьбу друга. Чего бы это ему ни стоило. Когда-то Рранкар был единственным надёжным средством «мгновенной» связи – да и то лишь в том случае, когда находился рядом с человеком, с которым Гурьеву требовалось войти в контакт. А теперь – техника. Почему-то мы доверяем технике значительно больше, чем живым существам. Чем людям. Чем самим себе.
Пора было отчитываться перед «начальством». На этот раз все детали операции и вопросы прикрытия находились в компетенции Городецкого, и начальством поэтому числился Сан Саныч. Ну, во всяком случае, по форме. Гурьева никогда не интересовали иерархические формальности. Потому что оба они – и Городецкий, и он сам, как, впрочем, и все остальные, – прекрасно знали, кто главный и в чём.
Гурьев поднялся, достал из чемодана плоскую коробочку из чёрной литой пластмассы с тумблером, кожаный чехол с «комбинатором» – так назывался на их внутреннем жаргоне довольно устрашающий гибрид пассатижей, ножниц по металлу, лезвий, пилочек, отвёрток и бог знает чего ещё (результат сотрудничества Базы, Ладягина, с его неистощимыми выдумками, и златоустовских сталеваров) – и приступил к священнодействию. Через десять минут всё было готово.
8
Ката – упражнения комплекса боевых техник, выполняющиеся, в отличие от произвольной программы, по строгому, раз и навсегда определённому канону.
9
Сюрикэн-дзюцу – искусство бросания острых предметов, иногда обозначает умение бросать любые предметы с целью поразить противника в бою.
10
Ширасайя (сирасайя) – меч, выполненный «под посох» (меч странника). Когда клинок находится в ножнах, рукоять плотно примыкает к ним таким образом, что стык малозаметен и меч действительно можно принять за посох.