Когда-то здесь вершилась судьба киммерийцев и всей Степи. Именно здесь, на краю Мертвых Земель, отец Карраса настиг и разгромил бегущих от него оюзов. Отыскав несколько курганов, оставленных предками, киммерийцы принесли на их вершинах жертвы - зарезали коней, пролили их кровь, молоко и кумыс. Кроме коней принесли в жертву нескольких вздумавших роптать аваханов, которые замыслили побег, чтобы предупредить соплеменников.
Умилостивив предков, великий каган приказал выступать вперед без малейшего промедления. Выступили в путь вечером и шли всю ночь. Шли и утро, пока Солнце не набрало полную силу. Остановились лагерем вблизи скальной гряды. Там среди валунов искали себе прибежище от зноя, ставили легкие шатры или просто растягивали на древках копий кусок ткани, лишь бы спрятаться от палящих солнечных лучей.
Впереди шли налегке небольшие отряды в три-четыре всадника, потом возвращались и указывали дорогу.
Войско разделилось на четыре части и каждый отряд шел своей тропой. Иначе было нельзя, не хватило бы воды в источниках и колодцах. Она была теплая и солоноватая, но для питья все же пригодна. Воины, наломав высохшего на солнце кустарника, на небольших костерках заваривали ягоды или травы. Пустая вода, особенно выпитая в изобилии, тут же бросала в пот, человек только отдувался, да отирал голову, но вскоре снова начинал страдать от жажды - пуще прежнего. А горячий чай, хотя и дико казалось пить его среди раскаленных солнцем камней, жажду утолял много лучше. Лошадей поили, обделяя порой себя. Верблюды ревели, требуя пропустить их к воде, но для них время пить еще не пришло.
Фелан и Перт, никогда не бывавшие так далеко на Востоке и никогда не воевавшие в пустынях, сочли переход слишком опасным, слишком трудным. Они говорили что-то еще, но Каррас их не слушал. Сейчас была война, а на войне у великого кагана - абсолютная власть.
Каррас ехал в середине своего каравана. Доспехов на нем не было, голову он обмотал светлой тряпицей. Вся армия двигалась как будто в тишине. Люди мало говорили, и почти всегда тихими голосами, будто боялись побеспокоить кого-то или что-то, скрывавшееся в песчаниках.
На четвертый день начали погибать лошади, которым требовалось много больше жидкости, чем могли дать колодцы. Люди на глазах худели, становились все суше и жестче, кожа их темнела и темнели их мысли.
На пятый день передовые разъезды увидели горную цепь на юго-востоке.
Только вечером того дня киммерийцы и их союзники ступили в предгорья.
Здесь начинался другой мир - горы шумели лесом, поля зеленели сочной травой, а Солнце, которое в Мертвых Землях прожигало до костей, как будто умеряло свою ярость.
С высокогорья налетал прохладный, приятный ветерок. Вдали виднелись снежные шапки на вершинах самых могучих гор.
С гор текли реки, которые впадали в озера, и эти озера дарили жизнь предгорьям.
Каррас громко возблагодарил богов за то, что они позволили ему пересечь Мертвые Земли. Пока люди ликуя, поили отощавших коней чистой озерной водой, он собрал совет. Войско собиралось в единый лагерь. Каждый военачальник доложил ему о потерял в людях и лошадях. Людей погибло мало - трое пали жертвой ярости Солнца, один провалился в пещеру, падая с высоты разбился насмерть, судьба полудюжины была не ясна - они отстали и заблудились во время ночных переходов. С лошадьми было хуже - чуть ли не половина едва держались на ногах, несколько десятков пали, многие были больны. Нужно было время, чтобы восстановить силы скакунов, откормить их на зеленых склонах гор.
Каррас скрежетал зубами. Опять время! Опять ждать.
Киммерийцы и их союзники рассыпалась по предгорьям, выставили охранительные посты и предавались отдыху.
Каррас не отдыхал. Он приказал Дагдамму отобрать две сотни воинов на самых сильных лошадях, и отправить их в разные стороны - на разведку. Они вышли к границам страны аваханов, но эти земли как будто не стерегли - слишком уж далеко от обычных путей прошло киммерийское войско.
Каррас все время похода, а особенно пристально сегодня, смотрел на Керима. Как тот поведет себя в близости родной земли?
Он знал, что авахан ненавидит его и весь Каганат. Но быть может, жажда власти, которую он так умело разжигал в груди юного огнепоклонника, победит любовь к погибшему отцу и сентиментальную любовь к родной земле?
Керим тосковал по Афгулистану.
Во время пути Каррас вел себя с ним покровительственно и вежливо. Как будто это немного умерило бушевавшую в Кериме ненависть. Каррас не мог понять причин этой ненависти. Да, он убил отца юноши, но эмир едва помнил имя сына и тот служил в его гвардии простым всадником. Да, он уничтожил аваханскую армию, но разве не участь воина погибать за своего господина? Неужели Керим не понимает, что он счастливец, избранник судьбы - он уходил их Гхора рядовым всадником, а возвращается претендентом на престол своего отца?
Однажды, после очередного разговора за чашей кумыса, Керим обратился к Каррасу.
- Великий каган, названный отец, ответь мне на один лишь вопрос.
- Спрашивай. - милостиво разрешил Каррас.
- Почему твой родной сын не с нами сейчас?
- Потому что он ведет другой отряд, и ты знаешь это. - сказал Каррас таким тоном, что Керим понял - дальнейшие вопросы опасны.
Через день вернулись разведчики. С собой они везли сведенья и длиннобородые головы убитых аваханов.
- Мы вышли к землям, которыми правит мелик Абулсаид. - доложил Дагдамм. - за горами начинается подвластная ему часть страны. Примерно сотня миль благодатной долины. Потом горные кручи и сразу за ними открывается дорога на Гхор.
- Керим. - повернулся к своему пленнику Каррас. - Расскажи об Абулсаиде.
- Истово верующий человек, настоящий сын Ормузда. Храбрый воин, не раз сражался в войнах моего отца. Чадолюбив. Богат.
- Он был верен твоему отцу?
- Да, отец никогда не подвергал сомнению его преданность.
- Может ли он стать нашим союзником?
- Этого я не знаю.
- Значит, это надо узнать. Пиши письмо Абулсаиду. Зря ты, Дагдамм, зарезал этих людей - указал Каррас на головы аваханов. - Не так вступают в земли союзников.
- Они бросились на нас, потрясая пиками! - огрызнулся Дагдамма. - Я не знал, что теперь в ответ на нападение киммерийцы встречают врага хлебом и кумысом!
Дагдамм посмотрел на Керима с ненавистью. "Аваханский ублюдок! - говорилось в этом взгляде. - теперь ты стал любимцем моего отца?!".
- Я думаю, если Абулсаид захочет поддержать меня в борьбе за трон, то мы сумеем уладить это дело миром. Надо будет подарить ему что-то. - подал голос Керим.
- Что? - спросил Дагдамм. - Мою голову?
- Ни о чем подобном речь не идет. Абулсаид - страстный охотник. Подари ему своих соколов.
- Моих соколов?!
Дагдамм любил своих соколов до того, что взял их с собой на войну. В обычные дни грозных птиц, с завязанными глазами везли в обозе. Особый раб заботился о них, чистил и следил за здоровьем, но никогда не кормил. Только Дагдамм кормил их. Птиц он поймал сам, причем они были уже взрослыми, а не слетками. Дагдамм кормил их с рук, гладил, давал им ласковые имена, в том смысле, как он мог понимать ласку. Во время длинных переходов царевич иногда отрывался от основного воинства, чтобы поохотиться. Из трех птиц он больше всего любил беркута, пойманного им на северных границах года три назад.
- Если это поможет нам найти союзника среди аваханской знати, ты подаришь Абулсаиду и своих соколов и своих жен.
- О, вот жен я подарю легко! - с поддельным усердием воскликнул Дагдамм, кривляясь, изображая верноподданнический поклон.
- Прекрати вести себя как юнец! - повысил голос Каррас.
Керим своим изысканным почерком написал витиевато-вежливое письмо Абулсаиду, которое заканчивалось намеком на возможную страшную расправу над ним и его семьей. Дагдамм, ругаясь на чем стоит свет, принес клетку в которой сидел чудовищно огромный, едва ли не с гуся, беркут. Казалось, сейчас свирепый киммерийский царевич, способный голыми руками убить человека за непочтительность, заплачет словно ребенок, у которого отнимают игрушку.