— И запомните, генерал Воротов: не менее трех часов, — вновь угрожающе напомнил Корягин. — Пусть пресса взахлеб пишет о том, насколько теплым и сердечным был прием, оказанный высокому российскому гостю. Поите его, подсовывайте секретарш, понуждайте наслаждаться жизнью под аккомпанемент «один палка два струна».
— Теперь уже основательно прояснилось, товарищ генерал армии. Сделаем все возможное.
8
Частник, вызвавшийся доставить Курбанова к пансионату с бывшим компартийным названием «Интернациональ», а нынче именуемому «Лазурным берегом», был до угрюмости мрачен и величественно несокрушим. Необычайно тучный, неуклюже гороподобный, он вел свой «москвич», обхватив руль, как соседку по даче — за талию, наваливаясь на него всей своей женоподобной грудью, и при каждом качке — упираясь кожаной кепкой в крышу салона.
— Только учти: до первого поста, — пропыхтел он, узнав, что клиенту понадобился этот затерянный посреди предгорного леса «цековский обалдуйчик».
— Как друг — до первого милиционера, — резюмировал майор.
— Тут не до шуточек, тут все по статье «уголовного». В случае чего, ты — мой знакомый, денег я с тебя не требовал, и требовать не мог. И зовут меня Лехой, Алексеем то есть. Можешь сразу же признать во мне племянника.
— Уже признал. А что, разве дорога туда намертво перекрыта постами?
— Теперь здесь все перекрыто: и «цековский обалдуйчик», и цековские дачи, не говоря уже о водной станции для цековских барыг, на которой «слуги народа» рыбалкой забавлялись. Ты, конечно, тоже забавлялся, но мне наплевать.
— Время такое: всем на все наплевать, маз-зурка при свечах. Давно они там появились, посты эти?
— Дня три назад.
— И как народ объясняет их появление?
— Впервые они обнаружились в конце января. После Вильнюса. Даже БТРы подогнали, не поленились. Слух тогда пошел, что скоро начнут хватать людей, как в тридцать седьмом. Но тогда все обошлось: дня четыре постояли заслонами и исчезли. Теперь покруче взялись. Неподалеку даже квартирует некий охранный батальон. Как думаешь, хватит коммунякам батальона, чтобы удержаться здесь, не дав при этом возможность политэмигрантам почувствовать тоску по советской власти?
— Скорее они дадут им возможность почувствовать себя политзаключенными. На десять лет без права переписки.
— А ты смышленый, — признал водитель.
Курбанов знал, что официально «Интернациональ» числился пансионатом, предназначенным для отдыха и лечения политэмигрантов и членов их семей. На самом же деле, хорошо охраняемая территория этого заведения давно превратилась в своеобразный политический отстойник, в котором пережидали самые неприятные дни своей жизни многие из тех, кто когда-то «раздувал пламя мировой революции» в странах, раздуть в которых его попросту невозможно. Или же насаждал террор в тех странах Центральной и Южной Америк, Африки, Юго-Восточной Азии, где сотворить народно-освободительные движения и левацкие террористические организации вообще-то особого труда не составляло.
Таким образом, за мощной оградой «Интернационаля» время от времени оказывались опальные принцы, изгнанные президенты, скрывающиеся от правосудия своих стран завербованные агенты советской разведки и всякие прочие… Одни из них жили в «гостинках», другие — в пансионных корпусах или в пансионном «гостевом отеле»; третьи, тоже под вымышленными именами и по фальшивым документам, — в разбросанных по лесной территории коттеджах. Вот и все сведения, которыми Виктор Курбанов пока что способен был похвастаться.
— Похоже, что ты тоже из «наших»? — прервал Леха недолгий мысленный экскурс майора в лесное зазеркалье.
— Из «тех еще» — так будет точнее, маз-зурка при свечах. Если я верно понял, «Интернациональ» расположен где-то между поселком Южным и следующей остановкой, как ее там?..
— Озерная, — проворчал Леха. — Считай, что обалдуйчик этот цековский расположен почти посредине между Южным и Озерной, ко второй — даже на километр ближе. Правда, чтобы добраться от Озерной до въездных ворот, приходится обкуролесивать почти всю территорию, а дорога лесная.