Человеку с его характером была очень приятна эта молчаливая лесть. Она, казалось, впитывала в себя его мысли, как промокательная бумага, а он не переставая наблюдал, усиливалось ли или, наоборот, ослабевало впечатление. Он, бывший таким молчаливым среди «гениальных» гостей леди Эверингтон, теперь сразу стал разговорчив, что было простой реакцией его любви к жене, инстинктом, который заставляет петь самцов-птиц. Он продолжал свои разговоры и с каждым днем становился в собственном мнении и в глазах Асако интеллигентнее, оригинальнее и красноречивее.
Глава III
На Восток
От глубокого сна
В эту долгую ночь
Меня пробудивший,
Мил этот шум челнока на волнах.
Когда августовские снега выпали на Сент-Морице, Баррингтоны спустились к Милану, Флоренции, Венеции и Риму. К Рождеству они направились на Ривьеру, где в Монте-Карло встретили леди Эверингтон, сильно негодующую или представляющуюся рассерженной за небрежное к ней отношение.
— Приемные матери — народ важный, — говорила она, — и легко обижаются. А тогда они обращают вас в диких зверей или усыпляют заколдованным сном на сотни лет. Почему вы не писали мне, дитя?
Они сидели на террасе перед казино, любуясь лазурью Средиземного моря. В нескольких шагах от них высокий молодой англичанин смеялся и болтал с двумя молодыми девушками, чья красота и ослепительный наряд были слишком искусственны для какого угодно света, кроме разве полусвета. Внезапно он обернулся и заметил леди Эверингтон. Вежливо простившись с собеседницами, он подошел поздороваться с ней.
— Обри Лэкинг, — воскликнула она, — вы так и не ответили на письмо, которое я написала вам в Токио!
— Дорогая леди Джорджи, уже целые века, как я покинул Токио. Меня повлекло опять в Англию; и я теперь второй секретарь в Христиании. Вот почему я в Монте-Карло.
— Так разрешите представить вас Асако Фудзинами, которая стала теперь миссис Баррингтон. Вы расскажете ей о Токио. Это ее родной город, но она не видала его с того времени, когда еще носила детское платье, если только японские дети носят такие вещи.
Обри Лэкинг и Баррингтон учились вместе в Итоне. Они были старыми приятелями и очень обрадовались встрече. Баррингтон, кроме того, был доволен представившимся случаем поговорить о Японии с человеком, недавно ее оставившим и притом рассказывавшим охотно и интересно. Лэкинг жил в Японии не особенно долго, и Восток ему не успел надоесть. Он описывал странные, живописные, забавные стороны восточной жизни. Он был полон энтузиазма, восхищаясь страной нежных голосов и улыбающихся лиц, где в бесчисленных лавочках продаются товары при свете вечерних фонарей, где из ярко освещенных чайных домиков долетают гнусавые звуки самисена и пение гейш и видны сквозь бумажные «шодзи»[9] тени их причесок, подобных шлемам, то появляющиеся, то исчезающие. Восток, положительно, притягивал Баррингтонов к своим погибельным берегам. Должность Лэкинга при посольстве в Токио перешла к Реджи Форситу, одному из старейших друзей Джеффри, шаферу на его свадьбе и светочу кружка леди Эверингтон. Теперь Джеффри послал ему открытку со словами: «Согрейте бутылку саке и ждите в скором временен друзей». (Джеффри уже считал себя знатоком японских обычаев)
Однако, когда Баррингтоны уже готовы были проститься с Ривьерой, они притворно заявляли, что едут в Египет.
— Они очень счастливы, — сказала Лэкингу несколько дней спустя леди Эверингтон, — и ничего не подозревают. Боюсь, что их все же постигнет удар.
— О, леди Джорджи, — возразил он, — я никогда не знал, что вы можете пророчить несчастье. Я хочу думать, что все предзнаменования благоприятны для них.
— Им следовало бы чаще ссориться, — с сожалением промолвила леди Эверингтон. — Она должна бы противоречить ему гораздо больше, чем теперь. В браке всегда есть вулканический элемент. Если огни спокойны, это признак грядущей опасности.
— Но у них сколько угодно денег, — заявлял Обри, все затруднения которого неизменно бывали связаны с его банковскими счетами, — и они влюблены друг в друга. Какая же тут опасность?
— Горе следит за всеми нами, Обри, — отвечала его собеседница, — никакое счастье не убежит от него. Единственное, что можно сделать, это смотреть ему прямо в глаза и смеяться над ним. Горю это иной раз наскучит, и оно уйдет. Но эти бедняжки летят к нему на всех парусах и вовсе не знают, что значит смеяться над ним.
— Вы, верно, считаете Египет способным развратить всех без исключения. Тысячи людей ездят туда и возвращаются невредимыми, да почти все, кроме, разве что, героинь Роберта Хиченса.