Выбрать главу

Он спрашивал у Вержена, не согласится ли король для ускорения переговоров в Петербурге принять правила вооруженного нейтралитета, освободить русские суда в Марселе от двадцатипроцентного сбора, а также закупать больше солонины и украинского табака, в крепости которого может лично поручиться. В Версале не торопились с ответом, и Сегюра раздражала вялость и равнодушие королевских министров.

Задумавшись, не услышал, как открылись резные, инкрустированные перламутровыми пластинками двери и в зал энергично вошел сам хозяин.

— О-о-о, Сегюр-эфенди! — пророкотал за спиной его раскатистый бас. — Извините великодушно, граф, что вынудил вас ждать. Государственные хлопоты.

— Понимаю, князь, — сказал Луи-Филипп с серьезным видом, обернувшись на голос Потемкина, — на вас же вся империя... — Это была отплата за колкое «эфенди». — А что постоял малость наедине — не беда. Один наш философ писал: хочешь быть послом — наберись терпения.

Оба рассмеялись. Сегюр сразу же заметил перемены, происшедшие и во внешности, и в настроении Потемкина. От прежней медлительности, расхристанности, желчности не осталось и следа. Князь был одет в шитый золотом, увешанный орденами с жемчугами фельдмаршальский мундир. Белесый, под седину, с толстыми аккуратными буклями парик дополнял сановитость вельможи, о богатстве и расточительстве которого ходили легенды в Петербурге.

— Прошу вас, граф, — обнял Потемкин за плечи Сегюра, вводя в кабинет. Его массивное, перевязанное наискось широкой лентой лицо светилось приветливостью хозяина, который дождался наконец желанного гостя. — Еду в Новороссию, — кивнул на Попова и двух офицеров в мундирах кавалергардского полка, сворачивавших разостланные на бюро, диване, стульях карты и схемы, собиравших разбросанные всюду, будто только что по кабинету пронесся вихрь, разные бумаги.

— Вижу, готовитесь серьезно, — сказал Луи-Филипп.

— Это что, мелочи, — небрежно махнул рукой Потемкин. — В наместничестве и впрямь будет много работы. — Он склонился над Сегюром и, выдержав паузу, сказал неторопливо: — Ее величество императрица... изъявила свою волю... осуществить путешествие с великим двором... в южный край.

Луи-Филипп уже слышал от австрийского посла графа Кобенцля о намерении Екатерины посетить новые города на Черном море и бывшую вотчину последнего крымского хана Шагин-Гирея, которого после возвращения из Петербурга в Стамбул встретили с большими почестями, а потом тайно вывезли на Родос и там задушили. Кобенцль обмолвился, будто царица отправляется в путешествие, чтобы короновать в Херсоне своего внука Константина, кормилицей которого была гречанка. Хотя Сегюр и не доверял слухам, все же немедленно отослал срочную депешу на имя короля, в которой высказал предположение, что такой шаг императрицы может вызвать нежелательное движение на Балканах, стремление греков, болгар сбросить турецкое иго, в результате чего огромная Османская империя начнет разрушаться в междоусобных войнах. Граф считал, что этого допустить нельзя. Однако слова Потемкина внешне воспринял как приятную новость.

— Ее величество уже определила время поездки? — спросил у князя.

— Государыня может принять решение в любой момент, — уклончиво ответил Потемкин и, увидев американский орден на груди Сегюра, взял его в руку. — Чудесная штука, какая тонкая работа! — причмокнул. — Признаюсь вам, граф, питаю слабость к орденам. Когда первый получил после бомбардирования Силистрии в турецкую кампанию... Кому я говорю! — театрально хлопнул себя ладонью по лбу. — Турки ведь ваши подопечные. Извините, Сегюр-эфенди.

— Почему же, князь, вы выполняли свой долг перед империей, — невозмутимо ответил Луи-Филипп. — А я выполняю свой — открываю путь французским товарам в ваши южные гавани.

— Браво, граф! — воскликнул Потемкин, восторженно взглянув на своего гостя. Затем подошел к круглому столику, заставленному гранеными квартами, наполнил большой серебряный кубок и одним духом выпил до дна. — Хотите квасу? — предложил Сегюру. — Роскошный напиток. Люблю сильнее бургундского.