— Но мы не боимся, — продолжала Екатерина, — все происки врагов России только поднимали ее славу. Мы никогда не начинаем войн, а только защищаемся. И, представьте себе, неплохо. — Она дернула шнурок сонетки. Слуги подали кофе.
Царица завела речь о Киеве, в котором давно думала побывать, но все, как призналась она теперь, откладывала путешествие до лучших времен. Ну а сейчас собиралась не только посетить, но и пожить месяц-другой в столице Древней Руси.
— Может, там удастся мне «Игоря» дописать, — сказала, глянув на Дмитриева-Мамонова. — Вы, Александр Матвеевич, надеюсь, поможете, поговорите с лаврскими старцами. Они много должны знать.
— Лучше нашего сиятельного Григория Александровича этого никто не сделает, — подергивая уголками полных выразительных губ, ответил Красный Кафтан. — Он ведь свой человек среди монахов.
— У князя теперь столько хлопот, — вздохнула Екатерина, — что мне не хотелось бы отвлекать его. Пускай занимается Новороссией.
— И своими племянницами, — пошутил Нарышкин.
Лоб императрицы нахмурился.
— У Потемкина больше добродетелей, чему всех моих чванливых сенаторов, — резко ответила она. — Я до сих пор не жалею, что сделала его из сержантов фельдмаршалом. Это настоящий дворянин.
— Не сердитесь, ваше величество, — с покаянным выражением на лице сказал Нарышкин, — язык мой — враг мой.
— За глупости мыта не платят, — снисходительно обронила Екатерина, вставая. — Голова трещит от придворных сплетен. Приглашаю всех на вист. Пора развлечься.
Она повела Сегюра и своих спутников через кабинет в небольшую уютную комнатку с бархатными шпалерами и картежным столиком посредине. Пятисвечный канделябр мягко освещал зеленое сукно, отражался в ледяной глазури окошка, за которым слышны были голоса людей, позвякивание сбруи, конский топот. И Луи-Филипп, невольно вслушиваясь во все эти внешние звуки, напоминал себе, что он действительно в дорожном возке, а не в салоне одного из петербургских дворцов.
Игра еще продолжалась, когда в дверях появился слуга.
— Его сиятельство граф Александр Андреевич Безбородко, — сообщил он.
Екатерина отбросила карты. Она и в дороге не меняла заведенного распорядка. Проводив Сегюра, прошла в свой кабинет, готовясь выслушать своего доверенного советника по внешним отношениям, который фактически исполнял обязанности министра иностранных дел во время поездки.
Граф прибыл вместе с Храповицким, и от проницательных глаз царицы не утаилась еле уловимая обескураженность тучного статс-секретаря. Но она сделала вид, что ничего не замечает. Поинтересовалась, как налажена в дороге работа канцелярии, лейб-курьерской службы. Безбородко зачитал заранее заготовленные депеши русским послам при европейских дворах. Дождавшись высочайшего их утверждения и собственноручного скрепления подписью императрицы, сообщил о болезни короля Англии.
— Я никому не желаю зла, — сказала Екатерина, — но если он умрет... — Она вопросительно посмотрела на Безбородко.
— В Англии могут произойти перемены, — дипломатично ответил ей опытный политик.
— Объясните, Александр Андреевич, — настояла царица.
— Не исключено, что падет Ганноверская партия, а Фокс и оппозиция, как вам известно, не заинтересованы враждовать с нами.
Екатерина внимательно слушала, а у самой морщилась переносица — признак того, что она напряженно думает.
— Подготовьте рескрипт графу Воронцову в Лондон, — велела после короткой паузы, — пускай снова напомнит в парламенте о коммерческом трактате с Россией и выразит наше недовольство военной поддержкой Османской империи. А что пишут в европейских газетах о путешествии моего двора? — спросила неожиданно.
— Разное, — ответил Безбородко. — Одни упрекают ваше величество в угрозе Блистательной Порте, которая, будто невинный ягненок, со страхом посматривает с анатолийских берегов на могучую Россию. Другие...
Екатерина громко рассмеялась.
— Хороший ягненок, только зубы у него волчьи. Наши купцы отказываются плавать по Черному морю: турки грабят, берут в плен. А нас еще и обвиняют!
— Особенно раздражает Европу южный флот России, — продолжал Безбородко. — Более всего достается князю Потемкину, который строит военные парусники на херсонских верфях. Называются даже суммы, отпущенные Адмиралтейств-коллегией.
— Всё знают, канальи, — нахмурилась Екатерина. — Откуда?