В тот же день, двадцать девятого января, пообедав в Броварах, Екатерина пересела с громоздкого возка в двухместную парадную карету, сверкавшую на солнце черным лаком и золотом, и царский кортеж с эскортом лейб-кирасиров генерала Энгельгардта, который с многими офицерами, шталмейстером, унтер-шталмейстером и камер-пажами сопровождал императрицу, двинулся к Днепру. Киевский губернатор генерал-поручик Ширков велел вывезти на левобережье, днепровские склоны, улочки и переулки Печерска ремесленные цехи со значками, собрать как можно больше мещан, торговцев, кучеров, дворовых, черни, чтобы создавали перед глазами царицы «верноподданную» толпу. Были здесь и лаврские каменщики, плотники, еще державшиеся на ногах.
Воспользовавшись суетой в монастыре, Петро вышел за ворота и, увидев знакомых мастеровых, протиснулся к Ивану Сошенко.
— Молодчина, что бежал, — шепнул Иван, обрадовавшись появлению товарища. Хоть здесь не будешь ладаном дышать. — Он наклонился ближе: — Может, не вернемся больше?
Но в этот миг воздух сотрясли десятки орудийных выстрелов. Толпа всколыхнулась, кто-то испуганно вскрикнул, с деревьев и куполов церкви Спаса на Берестове с карканьем поднялась воронья стая. Покружив вверху, напуганные вороны черным облаком потянулись через Днепр на левый берег. А там уже — били литавры, голосили трубы. Вдоль моста двумя шпалерами выстроились матросы и офицеры. Их зеленые мундиры сливались с хвоей сосновых веток. Выделялись только ярко-красные воротники да белые офицерские эполеты.
Маленькая, словно игрушечная, карета следом за десятком богато одетых всадников въехала на дубовый помост. С крепости снова ударили, громыхнули пушки. Мушкетеры Днепровского пехотного полка плотнее сомкнули шеренги, сдерживая людскую толпу.
— Увидел царицу? — наклонился к Петру мрачный Анисим, стоявший рядом. — Фу, да и только! А мы бревнами пупы надрывали, как для чего-то путного.
На него зашикали, начали испуганно оглядываться.
— А что я такого сказал? — недовольно гудел плотник, вертя во все стороны головой. — Разве это неправда? Ползали по льду как каторжные. Грицко Передерий пальцы на ногах отморозил, отгниют к лешему! Куда тогда парню деваться? Ироды! — бросил напоследок.
Сошенко, слушая Анисима, молча пожал руку Петру. Наверное, ему понравился этот человек.
Возле Наводницкой пристани к царскому кортежу присоединился войт со всем магистратом — товарищами золотой хоругви. Дробь барабанов растворялась в стуке сотен конских копыт о мерзлую землю. Мимо озябших людей, которые уже второй час топтались на двадцатиградусном морозе, скакали всадники в добротных шубах и соболиных шапках, вышитых золотом теплых кунтушах[65] и жупанах. Одна за другой тянулись на гору роскошные кареты с изысканными дворянскими гербами и дебелыми лакеями на запятках. Будто гигантский вертеп разыгрывался на скованных январским морозом и покрытых снегом древних киевских горах.
На площади перед монастырем, проехав под триумфальной аркой, карета императрицы остановилась. На главной лаврской колокольне ударили в самый большой, тысячепудовый, Успенский колокол. Зазвонили, будто на сполох, десятки других колоколов. Прижатый толпой к крепостной стене, Петро видел, как солидные благородные женщины и совсем юные девицы с какими-то странными парусниками, башенками, даже цветниками на головах с нервной поспешностью посбрасывали прямо на снег роскошные меха и чуть не встали на колени перед царицей. Десятки льстивых, заискивающих взглядов киевских дворян, помещиков, высших губернских чиновников скрестились на невысокой, полнеющей женщине, которая высокомерно шла в сопровождении генерал-губернатора Петра Александровича Румянцева мимо склонившихся лысин, напудренных париков, фантастических женских причесок и шляпок в Троицкие ворота. За ними в Лавру двинулась многочисленная свита царицы.
Пока императрица осматривала Успенский собор, люди, которых держали на площади и вдоль всей улицы, ведшей к царскому дворцу, не скрывали своего возмущения.
— Выпустите меня, Христом-богом молю, — канючил легко одетый мужчина, обращаясь к полицейским и мушкетерам, стоявшим в кордонной цепи.
— Доколе мы будем стынуть на бешеном холоде? — восклицали многие жители.
65
Кунтуш — старинная украинская верхняя мужская и женская одежда в виде кафтана с широкими откидными рукавами.