Спустившись вниз, они некоторое время стояли и ждали, пока у Виктора Николаевича снова не подал голос мобильный телефон. Тот выслушал очень короткое сообщение, бросил в ответ: «Понял», и они пошли. На счёте «семь» Птица, как и было отработано, оглянулась, подняв голову, и увидела человека на лестнице. Судя по всему, это и был злополучный Лазарев. Нужно сказать, что мужчина этот Птице сразу не понравился. Хотя, если бы её спросили «почему», она, наверное, не смогла бы объяснить. Может быть, ей надоели разговоры о нём, которые только и велись вокруг последние несколько часов. А может быть, Птица бессознательно считала его виновником произошедшего с ней. Как бы то ни было, симпатий этот человек у Птицы не вызвал.
— Замечательно! — зашептал Виктор Николаевич, как только они скрылись за углом. — Хорошая девочка! Сделала всё как надо.
От возбуждения волосики вокруг его лысины встали дыбом.
— Я писать хочу, — заявила ему Птица, зная, что в момент, когда всё идёт как надо, в просьбах не должны отказывать.
— В туалет? — засуетился Виктор Николаевич. — Конечно. Сейчас-сейчас…
Они как раз находились возле заветной двери. Птица уже чувствовала себя на свободе. От неё Лену отделяли лишь считанные метры. Бешеная энергия, закипая, бурлила в ней. Птица ощущала, что теперь никто не сможет её остановить.
— Давай я рюкзак подержу, — услышала она за спиной голос очкастого, уже направляясь к туалетной.
— Ничего. Мне не мешает, — крикнула она, не оборачиваясь.
Но рука Виктора Николаевича уже держала её за лямку, а тихий вкрадчивый голос втолковывал:
— Ну зачем тебе с ним носиться? Оставь…
И, прежде чем Птица успела возразить, что-то невыносимо острое укололо её сзади в шею. Лина даже не вскрикнула, потому что у неё перехватило дыхание, как будто воздух разом вылетел из съёжившихся лёгких. Она начала оборачиваться, стараясь увидеть, что этот двуличный очкарик с ней проделывает, но стены, вдруг, заскользили куда-то всё быстрее и быстрее, а пол исчез, оставив под ногами зияющую пустоту, куда Птица и провалилась.
И вот сейчас она сидела на этой чёртовой койке, в каком-то больничном помещении, раздетая и без рюкзака, но, зато, с такой головной болью, словно кто-то изнутри стучал кувалдой по черепной коробке. Птица ещё раз с чувством прокляла всю эту банду, в руках которой находилась, и в первую очередь — сладкоголосую сволочь Виктора Николаевича. Оставалось надеяться, что до того, как она сделает отсюда ноги, ей предоставится возможность сквитаться с предательским очкариком.
Птица ещё раз оглянулась по сторонам и, выбравшись из-под одеяла, зашлёпала босыми ногами по гладкому линолеуму. Она повернула ручку двери, ожидая, что та окажется запертой, но замок неожиданно щёлкнул, и дверь легко отворилась. Птица сделала шаг вперёд и остановилась, чувствуя, что её с непривычки ещё слегка пошатывает. Перед ней тянулась узкая длинная комната, из которой вели несколько дверей. Вдоль стен выстроились шкафы с препаратами, что подтверждало сходство всего этого помещения с больницей. Через одну дверь от Лины стоял стол, за которым сидела, погружённая в чтение, полная женщина в белом халате и шапочке, из-под которой выбивались пряди крашенных хной волос. Лицо женщины было сосредоточенным, но, как успела заметить Птица, лежавший перед ней журнал был отнюдь не медицинским.
Услышав звук открывшейся двери, женщина задумчиво повернула голову в сторону Птицы, но в тот же момент её глаза округлились, и она закричала:
— Владимир Фёдорович! Владимир Фёдорович! Лазарева очнулась!
Сиделка вскочила и засеменила к Птице, причитая:
— Ну, что же ты! Зачем ты встала? Тебе ещё нельзя. Вот Владимир Фёдорович сейчас придёт…
Соседняя дверь открылась и оттуда вышел высокий мужчина со впалыми щеками.
— Так, — недовольным тоном произнёс он, — очнулась? Это хорошо. А почему встала? Тебе никто не разрешал вставать, Вита.
— Меня Света зовут, — заявила Птица, вдруг ощутив приступ лёгкой паники. На несколько секунд фамилия, которой она здесь назвалась, вылетела из её головы, из-за чего мысли лихорадочно засуетились, мешая друг другу: Савельева, Протишина, Полуян? Нет, нет, точно не Полуян.
— А меня зовут Владимир Фёдорович, — зевнул мужчина, не замечая замешательства девочки. — Света, Вита — меня это не касается. А вот следить за тем, чтобы ты оставалась в постели — это моя забота.
— Я её отведу, — подобострастно сказала женщина, пытаясь взять Птицу за руку.
— Не надо, Эльвира Александровна, — лениво произнёс мужчина. — Я сам.
Медно-красная Эльвира кивнула и, вспомнив об оставленном поверх стола журнале, зацокала каблучками-копытцами в обратном направлении, торопясь убрать его в ящик, пока не заметило начальство.
«Первушина», — всплыло в памяти Птицы, и она облегчённо вздохнула.
— Пойдём обратно, — Владимир Фёдорович хотел обнять её за плечи, но Птица юркнула в дверь, и рука худощавого лишь загребла воздух. Он зашёл вслед за девочкой.
— Как ты себя чувствуешь? — осведомился доктор, если, конечно, это был настоящий доктор.
— Плохо, — пожаловалась Птица. — Голова очень болит. А что со мной?
— Потеряла сознание в коридоре, — стал объяснять Владимир Фёдорович. — Устала, наверное. Перенапряжение… нервы. Хорошо, что Виктор Николаевич не растерялся и тебя сразу доставили к нам.
«Нервы, — подумала Птица. — Такая же гнида, как и этот Виктор Николаевич. Парит мне мозги и глазом не моргнёт».
— Ты помнишь как упала?
— Нет, — простодушно ответила Птица. — Помню только, как мы шли по коридору, а дальше — ничего. Темнота.
Владимир Фёдорович с важным видом покивал головой:
— Да-да. Ну, это не страшно. Мы тебе ввели укрепляющее, кое-какие витамины. Так что, всё будет в порядке. А голова скоро пройдёт. Думаю, Руслан Константинович разрешит тебе завтра вернуться домой.
— Кто такой Руслан Константинович? — заинтересовалась Птица.
— Э-э-э…
Владимир Фёдорович принялся яростно тереть переносицу, сознавая, что сболтнул лишнее:
— Это… э-э… наш… Ну, в общем, не важно. Ты есть хочешь? — неуклюже попытался он сменить тему.
— Хочу, — немедленно откликнулась Птица, не заботясь на этот раз о чистоте образа. Как бы то ни было, а отказываться от кормёжки она не собиралась.
Но, не успела Лина расправиться с принесённым ей обедом или, точнее говоря, ужином, как в её комнате опять появился сухопарый Владимир Фёдорович, на сей раз в компании с широкоплечим увальнем, которого можно было принять за близнеца мордастого Игоря.
— Собирай свои вещи, — сказал доктор. — Сейчас вы с дядей Сашей поедете в одно место.
Ага! Вот это уже кое-что. Птица даже отставила в сторону пластиковый судок с едой. Переезд, куда бы то ни было, давал определённые шансы. Всё же лучше, чем сидеть под охраной в этой крепости. Только бы не показать свою радость слишком явно, не вызвать у них подозрений. Хотя нет, в её положении — это естественно.
— Домой? — наивно спросила Птица, широко распахнув глаза.
— Пока ещё не домой, — ответил мордастый. На одной фабрике их всех делают, что ли?
— Ещё не домой, но скоро уже вернёшься. Может быть, даже, сегодня. А сейчас мы тебя отведём к одному дяде, а уж он отправит тебя к маме и папе. Только, если этот дядя начнёт расспрашивать кто ты, нужно говорить то, чему тебя здесь научили.
«Куда же он меня тогда отвезёт? — промелькнуло в голове у Птицы. — К каким маме с папой, Назаровым что ли?»
— Поняла? — переспросил мордастый Саша, брат Игоря.
— Поняла, — кивнула Птица.
— Как тебя зовут?
— Вита Лазарева, — бойко ответила Лина. Сейчас не следовало тянуть время, изображая полудебильную Свету Первухину.
— Вот и молодец, — обрадованно сказал дядя Саша. — Главное, не перепутай.
На сборы много времени Птице не потребовалось. Надев как можно больше тёплых вещей, вдруг рюкзак, всё-таки, придётся оставить, а впереди целая ночь, и неизвестно, сколько ещё таких ночей её ждёт, она заново пересмотрела его содержимое, незаметно проверила на месте ли деньги и, подхватив свою ношу на плечо, поспешила к выходу. Её провели длинным запутанным коридором, где им не встретилось ни единой живой души, словно все обитатели этого дома вымерли. «Или убиты», — мелькнула шальная мысль в голове у Птицы.