— Ну, как? — крикнула ей Жанка поверх голов мелкотни, имея в виду разговор с Гальюн. Кричать приходилось громко, перекрывая нарастающий визг.
— Нормально, — бросила ей в ответ Птица.
— Слышала уже? — поинтересовалась Жанка, протискиваясь к ней поближе.
Птица насторожилась:
— О чём?
— Новеньких привезли, — сообщила ей Жанка, ожесточённо работая локтями и отпихивая в стороны особенно настойчивых и пронырливых малявок.
— Блин, — только и сказала Птица.
Известие было не из лучших. Новенькие — это конкуренты, а значит и лишние проблемы, потому что здание интерната, рассчитанное на восемьсот воспитанников, уже вмещало в себя полторы тысячи. В комнатах жили по четыре человека, которые спали на двухъярусных кроватях, но, всё равно, поговаривали о скором уплотнении и новой норме в шесть человек. Хотя им рассказывали, что когда-то в каждой комнате было всего по две девочки.
— Точно, блин, — подтвердила Жанка, врываясь в столовую и с тоской оглядывая столы всё с тем же постылым чаем и булочками. Молока не было и даже не пахло. Если повезёт, получат по стакану за ужином, и на том спасибо.
— Булку будешь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Буду, — пообещала Птица. Аппетит её, разыгравшийся при мысли о молочном супе, не желал успокаиваться и был готов на всё.
— К кому пойдём?
Птица оценила посудомоек и раздатчиц, суетящихся возле сверкающей металлом стойки.
— К Егоровне, — вынесла она своё решение.
Девочки переглянулись и целеустремлённо направились к длинному проёму, из которого доносился запах еды.
Глава третья
Новеньких было шестеро: четыре девочки и двое пацанов. Из них в группу к Птице попала лишь одна, самая маленькая и зачуханная, готовый кандидат в «отстой». Девчонка была низенького роста, сутулая, со впавшей грудью и выдавшимися вперёд плечами, длинным тонким носом и невообразимой шапкой непослушно-жёстких, вьющихся в разных направлениях, волос, из-под которой настороженно блестели крохотные угольно-чёрные глаза. Они были слишком близко посажены и слегка косили в сторону. В общем, ребёнок с такой внешностью мог быть только изгоем, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Вот, девочки, знакомьтесь: ваша новая подружка, — провозгласила их воспитательница Маргарита Антоновна, держа новенькую за плечи и выставив перед собой как щит. — Её зовут Виктория. Я надеюсь, вы с радостью примете её в свой дружный коллектив.
— Всё. Пиздец косоглазой, — негромко, но отчётливо произнесла Наташка Дядюра, самая здоровая девчонка в их группе, с мерзким характером, грубым голосом и таким же лицом, словно неловкий плотник вырубил его топором из колоды.
— Жить теперь вы будете вместе, — сделав вид, что не слышит слов Дядюры, фальшиво-весёлым тоном продолжала Марго. — Одной большой семьёй. И я надеюсь, девочки, что все вы поможете Виктории привыкнуть к нашей обстановке и порядкам, так чтобы она не чувствовала себя здесь чужой.
Воспитательница наклонилась к уху стоявшего перед ней чучела:
— Думаю, тебе здесь понравится. Ну, иди познакомься с девочками, — и легонько оттолкнула её от себя.
Новенькая, покачнувшись, сделала два робких шага вперёд и остановилась, нахохлившись.
— Ну-ка, поприветствуем нашу Вику, — воскликнула Марго, по-дирижёрски взмахнув руками.
— Доб-ро по-жа-ло-вать. Мы о-чень ра-ды ви-деть те-бя, — по слогам заученно проскандировали девочки. Выражения лиц при этом у всех были абсолютно разные, от равнодушных до откровенно злорадных.
— Иди-иди, чума, — сказала худая как вобла Тонька Нечипоренко, лучшая подруга Наташки Дядюры. Все девчонки прыснули, отворачивая лица.
— Нечипоренко, перестань! — не очень грозно прикрикнула Маргарита Антоновна и обвела взглядом веселящуюся группу. — Кстати, напоминаю, что завтра перед обедом все идут в актовый зал главного корпуса на лекцию.
— А какая лекция, Маргарита Антоновна? — крикнула Жанка Полуян, притворяясь, что она ничего не знает.
— Лекция будет о правилах санитарии и личной гигиены. Приедет врач из районной санэпидстанции…
— Опять будут рассказывать как вшей гонять, — нарочито громко вздохнула Жанка и звонко шлёпнула сидевшую перед ней Катьку Волошину по затылку с едва отросшим ёжиком волос. — Слышь, Катька? Это для тебя. Пойди послушай, а не то — опять полную голову гнид натаскаешь.
Девчонки заржали уже громко, во весь голос.
— Это касается всех. А тебя, Полуян, в первую очередь, — Марго погрозила пальцем веселящейся Жанке. — Ещё неизвестно, какие паразиты по тебе ползают. Поэтому явка на лекцию должна быть стопроцентная.
— Маргарита Антоновна, что такое «стопроцентная»? — пискнула Рита Аробиджан, смуглая до того, что казалась вечно немытой.
— «Стопроцентная» — это значит все. Кто не явится, лишается обеда. Ясно? Смотрите мне…
Закончив на этой угрожающей ноте свою воспитательную работу, Марго вышла из класса и зацокала каблуками в сторону учительской. Девчонки тем временем обступили новоприбывшую, сбившись вокруг неё в тесный кружок. Громче всех оттуда доносился громкий голос Дядюры с преобладавшими в нём издевательскими интонациями.
Птица вздохнула и отвернулась к окну. Там, во дворе, завхоз Семёныч, размахивая руками, что-то кричал рабочим, которые заделывали цементным раствором выбоины на ступеньках вытянутого, как солдатская казарма, здания хозгруппы. На рабочих были одеты защитного цвета брезентовые куртки, заляпанные мазутом и краской, которые резко контрастировали с дорогим и даже несколько щегольским костюмом Семёныча. Один из рабочих поднялся и принялся что-то кричать в ответ, помогая себе недвусмысленными жестами. Перебранка начала набирать обороты. Увлечённая этим зрелищем Лина даже встала со своего места и подошла к окну, чтобы увеличить обзор происходящего внизу действа.
Семёныч, известный живостью и взрывной силой своего характера, сейчас был на высоте. Рабочие, побросавшие мастерки, лопаты и корыто с раствором, вились вокруг завхоза, словно рассерженные мухи возле аппетитно пахнущей кучи. Этот суетливый хоровод минут пять топтался под окнами учебного корпуса и закончился полной и безоговорочной победой руководящего звена, после чего рабочие вернулись к своим прежним обязанностям, а Птица с сожалением отвернулась от окна.
То время, пока она увлечённо наблюдала за творившимся внизу, не прошло даром для новенькой. Её нос слегка распух, а причёска, и без того не слишком аккуратная, сейчас была растрёпана окончательно. В глазах Виктории стояли слёзы, но она пока держалась и не ревела. Разгорячённая девчоночья свора всё также обступала её плотным кольцом.
— А ну, ползи, — доносился из толпы басовитый рык Дядюры. — Я кому сказала! Становись на колени и ползи по проходу.
Звук удара. Всхлип новенькой. Восторженный вздох толпы, наблюдающей за происходящим.
— Ты что, глухая?
— Не буду!
Звук удара. И опять всё по новой.
Птица равнодушно прошла к своему месту, достала рюкзак и принялась рыться в нём. Наблюдать за издевательством у неё не было никакого желания, а помогать новенькой — тем более. Точнее говоря, такая мысль даже не пришла ей в голову. Из учебника по русскому языку Птица вынула фотографию, где они с мамой стояли у ёлки, и принялась осторожно разглаживать её ладошкой.
За её спиной новенькая вдруг отчаянно вскрикнула и попыталась ударить Наташку. Дядюра с остервенением набросилась на неё. Девчонки восторженно завизжали.
— Шухер, девки, — подала сигнал Жанка, появляясь в классе. — Александровна идёт.
Все начали нехотя расходиться. Дядюра напоследок ещё раз толкнула новенькую так, что та ударилась спиной о парту и еле устояла на ногах. На её щеке расплывалось красное пятно, била Наташка, как всегда, крепко и с душой.
— Торба тебе, чума, — предупредила Дядюра с охотничьим азартом в глазах. — Готовься.
Птица, пряча фотографию в учебник, подумала, что уже догадывается, какое прозвище будет у новенькой.
Нина Александровна вошла в класс с грозным видом боярыни, вздумавшей учинить расправу над своими смердами.