Всё тот же металлический голос сообщил о начале посадки на автобус до Белгорода. Лина и Макс, не сговариваясь, взялись за руки и направились к, попыхивавшему синеватым дымком, «Икарусу» уже довольно почтенного возраста.
— Бабушка знает о твоём приезде? — спросил Макс.
— Конечно, — соврала Птица. — Я же написала. Она, наверное, уже волнуется, куда это я подевалась.
— Может быть ей позвонить?
— У неё телефона нет, — заявила Лина. — Да и не стоит. Скоро уже приеду.
— Ну, раз так …
— А ты куда теперь?
— Не знаю, — пожал плечами Макс. — Наверное к вам, в Рыжеватово.
— Только не говори, что видел меня, — предупредила Птица. — Хорошо?
— Хорошо, — серьёзно кивнул Макс. — Что, серьёзные неприятности?
— Ты же видел, — сказала Птица, имея ввиду вчерашнее происшествие неподалёку отсюда.
— Да уж, — подтвердил Макс. — Больше помочь ничем не нужно?
— Да нет. Правда…, - Лина остановилась, секунду раздумывая, говорить Лазареву или нет, потом решилась. — Та девочка, новенькая … Вита. Помнишь, я тебе о ней говорила? Даже если она не твоя дочь, помоги ей, ладно? Обязательно помоги. Ей очень плохо …
Птица замолчала, запутавшись и не зная, как толком выразить то, что засело у неё внутри и не давало покоя всё это время.
— Я не помню её фамилии. Но тебе, наверное, скажут. У нас в группе одна Вита. Помоги ей.
— Хорошо, — серьёзно ответил Макс. — Помогу.
— И ещё мальчишка. Он живёт в пятьдесят второй квартире, на третьем этаже возле подвала, в котором мы ночевали. Его зовут Юра.
— Знаю, — подтвердил Макс. — Тысяча шестьсот за мобилку?
Птица кивнула и протянула деньги, лежавшие у неё в кармане платья.
— Отдай, если сможешь. А то ему влетит от родителей.
Макс отстранил её руку с деньгами:
— Оставь. Тебе ещё может понадобиться. Мало ли что, дорога всё-таки. А к нему я заеду. Не беспокойся, всё будет в порядке.
— Спасибо, — опустила глаза Птица.
Мимо них деловито прошагал низенький, крепко сбитый шофёр в клетчатой рубашке с закатанными рукавами и кожаной жилетке поверх неё. Сжимая в руке путевой лист, он легко поднялся по ступенькам внутрь салона, где замер на площадке, пересчитывая взглядом пассажиров.
— Пора, — грустно сказал Макс.
Птица выбросила обёртку от мороженого в стоявшую рядом урну, аккуратно вытерла руки носовым платком и повернулась к Максу.
— Пора, — тихо подтвердила она.
Макс качнул головой, как будто ему мешал туго накрахмаленный воротник сорочки, взглянул на стоявшую перед ним Лину с распущенными по плечам волосами, хотел что-то сказать, но не издал ни звука. Вместо этого он шагнул к раскрытой двери «Икаруса»:
— Послушайте, — водитель, закончивший подсчёт, вопросительно уставился на него, — с вами едет девочка. Девять лет. Позаботьтесь о том, чтобы всё было в порядке.
— Выходить где будет? — деловито осведомился коротышка.
— В Белгороде. На автостанции.
— Без проблем, — кивнул водитель. — Не волнуйтесь, папаша, доставим в лучшем виде. Пускай проходит и занимает место. Уже отправляемся…
Обращение «папаша» смутило Макса, и он почувствовал, как его щёки обдало жаром. Поправлять низкорослого ковбоя дорог он не стал; вместо этого лишь откашлялся и бросил коротко:
— Спасибо.
Водитель, сверявший по ведомости количество имевшихся в наличии пассажиров с числом проданных билетов, рассеянно кивнул, не поворачивая головы.
— Ну, вот и всё, — Макс протянул Птице рюкзак.
Лина, кусая губы, взяла свои пожитки, а затем, не в силах сдержаться, бросилась к Максу и обняла его. Он, задохнувшись, обхватил девочку руками, присел на корточки и крепко прижал её к себе. На несколько долгих, как жизнь, мгновений они замерли вот так, на глазах у всех, зажмурясь, не чувствуя ничего, кроме друг друга. Затем Лина шепнула Максу на ухо: «Прощай!» и, подхватив рюкзак, взбежала по ступенькам автобуса.
Она миновала длинный проход, по обе стороны которого тянулись кресла, занятые пассажирами, и остановилась почти в самом конце салона, где два ряда пустых сидений отделяли её от ближайших соседей. Лина взобралась на своё место, отдёрнула занавеску и увидела Макса, жадно выискивавшего её в широких окнах «Икаруса». Когда он заметил Птицу, губы его дрогнули и сложились в вымученную улыбку. Лина тоже попыталась улыбнуться, но и у неё ничего не получилось.
Дверь «Икаруса» закрылась с недовольным ворчанием. Автобус дрогнул и медленно отошёл от платформы. Макс подбежал к окну, чтобы лучше видеть лицо девочки, и вскинул руку в прощальном взмахе. Лина тоже помахала ему в ответ.
Водитель ускорил ход. Макс шагал всё быстрее и быстрее, не отрывая взгляда от окна, за которым сидела Птица. Она продолжала махать ему рукой, но «Икарус» деловито фыркнул, разгоняясь, и покатил вперёд, глотая асфальтированные метры. Лина взобралась с ногами на сидение и прижалась щекой к стеклу, жадно ловя взглядом удаляющегося Макса, пока его высокая фигура не стала совсем крошечной, а затем, и вовсе, исчезла из виду.
Тогда Птица медленно повернулась и застыла, чувствуя, как что-то оборвалось у неё внутри. Она сжала губы, пытаясь сдержать несущиеся из груди рыдания, но одинокая слезинка уже выкатилась из её глаз и упала вниз, на подол дешёвого ситцевого платья. За ней другая пробежала по щеке, оставив после себя мокрую дорожку. А затем слёзы полились неудержимо, словно одолев невидимую преграду внутри Лины, и она заплакала горько, навзрыд, обхватив руками свой многострадальный рюкзачок, крепко прижимая его к себе и раскачиваясь вместе с ним на сидении. Она глотала слёзы, давясь рыданиями, и иногда постанывала, как маленький волчонок, который в боли и страданиях стал превращаться в человека. Лина плакала, и ледяная корка, сковавшая её сердце за последние годы, таяла и исчезала, смешиваясь со слезами, унося с собой всю злобу и жестокость, которые окружали её до сих пор. Она хотела остановиться, но не могла и лишь вздрагивала всем телом, кусая кулак, пытаясь хоть как-то заглушить свои слёзы, чтобы к ней не начали приставать с ненужными расспросами.
Но, остальные пассажиры были заняты своими делами, и никто из них не обращал внимания на маленькую девочку, безутешно плакавшую на заднем сидении.
Глава последняя
Макс стоял у дороги и смотрел вслед уехавшему автобусу, пока тот не скрылся за поворотом. В горле его застрял комок, который никак не удавалось сглотнуть, и он некоторое время безуспешно пытался убедить себя, что это всё от выхлопных газов. Когда же ярко-красный зад «Икаруса» мелькнул в последний раз в многоцветном потоке машин, сворачивающих в сторону проспекта Космонавтов, Макс повернулся, глубоко засунул руки в карманы брюк и, ссутулившись, побрёл обратно к зданию вокзала.
На душе у него было пусто и тоскливо. Чувство утраты, такое знакомое, снова вцепилось в него своими холодными пальцами. И хватка эта была безжалостно крепкой. Не помогало ничего: ни мысли о том, что у Виты есть своя семья, пусть бабушка, но родная, которая любит и ждёт её. Ни то, что у него тоже есть ребёнок, которого ему ещё предстояло найти. Ни то, что после смерти Генки Абезгауза и налёта на его квартиру, все деньги, что остались — это, лишь, несколько не очень крупных купюр, лежавших в кармане пиджака.
В сердцах он поддел ногой маленький камешек, который, пронесясь по асфальту, звонко ударился о стенд с расписанием автобусов, отскочил и замер, поблёскивая на солнышке и насмешливо демонстрируя всем своим видом, что плевать он хотел на Макса и всех остальных. Макс остановился около него, некоторое время стоял и смотрел, как маленькие бусинки кварца весело подмигивают ему в лучах утреннего солнца, а затем поднял, осторожно погладил пальцем и положил на основание тумбы. Подальше от людских ног.
До встречи с майором Гребенюком из отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями ещё было около четырёх часов. Можно заняться своими делами. Макс вздохнул, огляделся по сторонам и направился в сторону навеса, под которым размещались пригородные кассы.