— Что же ты, даже по-болгарски толком говорить не умеешь? — это из-под самого потолка голос дядюшки.
— Да оставь ты его в покое, он и без того толковый парнишка!
— Однако здесь, в Вене, тебе придется приспосабливаться: ведь ты ребенок, круглый ноль, понимаешь, о чем я тебе говорю? Другие не будут к тебе приспосабливаться.
— Да ладно, хватит тебе, Мартин!
Дивный отдых в мягких креслах и ожидание под вкусный запах шницелей.
— Жаль, что ты уже сходишь, ты славный мальчик, Только.
— Жалко, что он не поедет с нами. Разве нельзя так сделать, мамочка, чтобы он не уходил от нас?
Вместо этого девчушка в расшитой красно-голубыми и золотыми узорами кофточке напоследок выучила меня вечером при усталом свете железнодорожной лампочки распознавать национальные цвета Румынии, а потом еще и гимну, который я и без того знаю, но она показала мне, как его надо правильно петь: Trâiâscâ regele in расе şi onor.[25] Еще одно мимолетное прощание.
— Я просто не могу сказать, как я вам благодарна. Если бы нам сейчас пришлось…
— Не пришлось, и слава Богу! И не будем больше об этом, ребятки. Мы же с вами родня, не чужие друг другу.
Голос под потолком:
— Запомните раз и навсегда: мы все — одна семья, разве не ясно? А теперь, ребятки, все за стол!
Бесконечно долго мы сидим на скамейках или делаем несколько шагов по бараку — взад и вперед, кажется, что так продолжается уже всю жизнь. Свежеоструганные желтые доски. Все мешают друг другу. Мужчины все в темном, измученные женщины, важничающие, орущие, виснущие гроздьями дети, грудные младенцы. Смешение языков, кое-как понимаемая тарабарщина. Что же это будет за жизнь, если вот так сегодня целый день, целый год, и на все дальнейшее будущее! Никто ничего не делает, ни на что не надеется, ничего не пытается изменить. Крича и плача, цепляясь за папину руку, я быстрым шагом прохожу через барак в пункт учета, где нас вычеркивают, потому что у нас есть собственное будущее. Сквозь последние всхлипы: «Никогда больше, правда?» И лишь после этого голубое утреннее счастье: мы свободны!
Эпизод 62. Апрель 39-го
Страна назначения. Поезд снова тронулся. Мы с маленькой румынкой смотрим в окно. Трава, хлебные поля, растения те же самые. Так это и есть уже Германия? Скучный отрезок пути в разгар солнечного дня. А вот аккуратный большой дом, весь в зелени и даже, так рано, в цветах. Поезд еле-еле ползет. Мы машем в окно. Первая вывеска на немецком языке.
— Папа, а что такое гестапо?
— Ну, видишь ли, этот род полиции повсюду тайный.
— А почему же тогда у них вывеска?
— Ты станешь немецким мальчиком, Только. Все узнаешь и все поймешь.
Мне непонятно.
— Ты готов, Только?
Готов? Что значит — готов?
— Да, папа, я готов.
~ ~ ~