Выбрать главу

Конечно, когда девушка узнает, что ее жених заказал билет в Восточный Берлин и успевает подумать: "Боже, ведь это за железным занавесом!"– зритель ее уже обогнал. Но мне это не представляется сколько-нибудь важным, ведь главное здесь– реакция женщины.

Ф.Т.Пожалуй так, но вот дальше я не могу с Вами согласиться. Женщина начинает понимать, что ее жених– шпион, гораздо позже тех, кто сидит в зале.

А.Х.Это так, но мне важно было начать историю под знаком "misterioso" [ 40 ], чтобы избежать тех путей, которые я уже испробовал в прошлом, уйти от того, что уже превратилось в штамп: герой отправляется на выполнение задания. Одним словом, не хотелось повторяться. Тем более что именно так начинается вся бондиана: "007, отправляйтесь туда-то, добудьте то-то". А я такую сцену поместил в середину. Я имею в виду эпизод с фермером перед убийством.

Ф.Т.Самая сильная сцена– это, конечно, убийство Громека на ферме; она более всего захватывает зрителя. А поскольку она идет без музыки, кажется очень правдоподобной и особенно брутальной.

А.Х.Готовя эту длинную сцену, я опять-таки более всего заботился о том, чтобы избежать клише. В каждом фильме кого-нибудь обязательно убивают, и это всегда происходит очень быстро. Людей режут или стреляют, и убийца никогда даже не задержится взглянуть на жертву и убедиться, мертва ли она. А посему я решил, что пришла пора показать, что мероприятие это трудное, болезненное и очень затяжное. Публика понимает, что убийство должно производиться тихо, потому что на ферме присутствует шофер такси. Стрелять, значит, нельзя. В соответствии с моим старым правилом убийство должно осуществляться в зависимости от условий местности и характера персонажей. Раз мы находимся на ферме и убийство совершает фермерша, в ход идет хозяйственный инвентарь: котелок супа, хлебный нож, лопата, наконец– газовая плита...

Ф.Т.А что Вы скажете о сцене на фабрике?

Этот эпизод происходит после убийства Громека, на фабрике, во время одной из остановок между Восточным Берлином и Лейпцигом. В столовой профессор Армстронг (Пол Ньюмен) с испугом замечает мастера, как две капли воды похожего на Громека. Это его брат. Именно так и представившись американскому гостю, Громек берет нож, такой же, каким в предыдущем эпизоде был убит его брат, и начинает резать колбасу. Можно понять чувства Армстронга, когда этот человек обращается к нему со словами: "Мой брат очень любит этот сорт. Не передадите ли вы ему в Лейпциге этой колбаски?"

Вы вырезали ее сразу или после съемок?

А.Х.После. Она очень сильная, это правда. По-настоящему хорошая сцена. Я удалил ее единственно из-за того, что фильм получался слишком длинным. Кроме того, мне не очень нравилось, как ее сыграл Пол Ньюмен. Он ведь, как Вы знаете, играет по "методу" [ 41 ], поэтому для него немыслимо изобразить на своем лице нечто нейтральное. Вместо того, чтобы просто смотреть в сторону брата Громека, на нож или на колбасу, он играл по "методу", со страстями, а потому все время отворачивался в сторону. Поначалу я было поправил это кое-как монтажом, но в конце концов выбросил весь эпизод. Дополнительной– кроме длины фильма– причиной послужило то, что я слишком хорошо помнил хлопоты, которые выпали мне в связи с "Секретным агентом".

Я поставил эту картину в Англии тридцать лет назад и она провалилась. Помните, почему? Потому что главный герой вынужден был совершить убийство, которого не желал, а публика не пожелала отождествиться с персонажем, проявившим эдакую слабинку при исполнении своей миссии. И я побоялся вновь угодить в тот же капкан.

Кстати, актер, игравший Громека, был отменно хорош. Для образа брата я здорово изменил его внешность. Волосы сделал седыми, приклеил усы и водрузил на нос очки. Мне говорили: "Да он совсем не похож на брата!" Им всем почему-то хотелось, чтобы он оказался двойником своего братца, и они были уверены, что и публика этого захочет. Я отвечал: "Это идиотизм. Если он будет выглядеть один к одному как братец, зрители решат, что они видят того же самого человека!" Народ ведь очень тривиально мыслит!

В общем, это был хороший эпизод. Я пришлю его в Париж.

Ф.Т.Правда?

А.Х.Да, если Вы хотите.

Ф.Т.Огромное спасибо! Я сначала сам его посмотрю, а потом передам Анри Ланглуа для Французской Синематеки.

Мсье Хичкок, наши с Вами беседы протекают в некоем едином русле. Вы с самого начала и очень последовательно ограничили себя обсуждением тех элементов фильма, которые представляют для Вас интерес с визуальной точки зрения или же обладают особым драматическим зарядом. Вы вновь и вновь говорите о необходимости "зарядить экран эмоционально" либо "заткать все полотно".

Систематически исключая из сценарного материала то, что Вы называете "промашками" или "дырами", бесконечно совершенствуя исходный материал, Вы создаете драматургическую основу, которая целиком является Вашим творением. Сознаете Вы это или нет, но процесс тщательной отфильтровки служит выражению принадлежащих лично Вам мыслей и чувств, которые пополняют и обогащают сюжетную ткань. Создается впечатление, что Вы инстинктивно вплетаете в ту или иную тему собственные идеи, выражающие Ваше отношение к ней. Понимаете, что я имею в виду?

А.Х.Опыт делает Вас необыкновенно проницательным. Я уверен, что Вы, как и многие другие критики, убеждены, что все мои фильмы очень похожи один на другой. Но для меня, как ни странно, каждый из них– абсолютно уникален.

Ф.Т.В Вашем творчестве заметно постоянное стремление исследовать все новые и новые сферы неизведанного. Но вместе с тем кажется, что Вы не расстаетесь с той или иной идеей, покуда не разработаете ее со всей возможной основательностью, даже если для этого потребуется поставить не один фильм.

А.Х.Понятно, куда Вы клоните. Может быть, я иногда подсознательно возвращаюсь к прежним темам, разве для того, чтобы подстраховаться. Но совершенно исключено, чтобы я опустился до того, чтобы сознательно перепевать самого себя.

Ф.Т.Разумеется, в этом Вас не упрекнешь. А в тех редких случаях, когда Вам приходилось ставить такие фильмы, как "Венские вальсы" или "Мистер и миссис Смит", не укладывающиеся в рамки Вашего жанра, Вы без всякого лицемерия называли их пустой тратой времени.

А.Х.Согласен.

Ф.Т.Итак, Ваша эволюция следует путем постоянного совершенствования от фильма к фильму. Если Вы недовольны уровнем проработки того или иного замысла, Вы доводите его до совершенства в следующей картине. Только когда Вы полностью удовлетворены результатом, Вы принимаетесь за что-то новое.

А.Х.Мне бы, естественно, хотелось идти вперед с каждой новой работой, но не мне судить, насколько это удается.

Мог бы добавить, что я всегда испытываю удовлетворение, если мне удается пересказать проект простыми словами, очень кратко. В таких случаях я вижу перед собой девушку, которая посмотрела мой фильм и вернулась домой, а мать спрашивает ее: "Ну, как кино?"– "Очень хорошо."– "И о чем оно?" И девушка отвечает: "Это история молодой женщины, которая..."– я глубоко убежден, что прежде чем приступать к съемкам, надо обкатать идею до такой степени, чтобы можно было пересказать ее очень просто, ясно, сначала до конца.

Ф.Т.Самое главное– свести концы с концами. Это самая большая трудность, особенно для начинающих. Уж очень легко воспарить в заоблачные выси и неожиданно убедиться, что законченная вещь не имеет ничего общего с задуманной. Поэтому лишь только после того, как друзья и критики, которые увидели первый отснятый материал, заговорят о нем в тех же самых выражениях, что фигурировали у вас перед началом съемок, только тогда можно быть спокойным за то, что, несмотря на ошибки и промашки, все-таки в главном вы с пути не сбились. Иначе говоря, только если кто-то другой вашими же словами подтвердит ваш замысел, можно считать, что те идеи, которые вдохновили вас на постановку именно этой, а не другой картины, вам и удалось выразить языком экрана.

вернуться

40

misterioso —таинственно, загадочно (итал.)

вернуться

41

То есть по системе Станиславского.