Женщина осмотрела каменные стены, над которыми бился зеленый флаг, и покачала головой. Нет, дело не в золоте. Даже если некто, чей флаг сейчас развевался над её головой, и охраняет рудокопов, то сам флаг вывесили здесь именно для того, чтобы знали все, кто их охраняет… а значит, и охранять есть от кого.
- Снова война, – произнесла она словно для себя самой. – Снова.
- Мы зря оставили своих людей, – с досадой произнес её спутник, рассматривая крепость. – Мы не сможем пройти к лодкам, если они нас не пустят – а мне сдается, что нас не пустят, ведь не для того же они выстроили это укрепление чтобы тут проходил всякий, который пожелает. А с людьми у нас был бы шанс по меньшей мере обсудить это.
- И с людьми у нас не было никакого шанса, – отрезала женщина. – Для Сильфа ты достаточно воинственен, но не настолько, чтобы устрашить защитников. Я чувствую их силу – их древнюю силу, которую в их жилы влила магия, а не природа. Ты прав – с ними возможно только говорить.
Она решительно направилась к воротам и постучала в медную табличку молотком. Дозорный наверху выглянул из башни и снова скрылся; тишина.
Некоторое время спусти открылись ворота; никто не стал спрашивать, кто они такие и куда идут, а просто впустили. Их словно ждали; и женщина с удивлением отметила, что никто из встречающих – с почетом и уважением, – не смотрит ей в глаза.
- Кто вы? – резко спросила женщина. – И что делаете здесь? Насколько я помню, это место принадлежит всем – так отчего же вы огородили его стенами, словно оно ваше собственное?
Высокий сцелл с причудливой татуировкой на щеке – какое-то переплетение зеленых ветвей и устроившийся в них белый голубь, – видно, главный, поклонился ей еще раз.
- Госпожа, – произнес он, все так же не поднимая глаз. – Позволь все объяснить. Мы – добровольные слуги господина Феникса. Он позвал, и мы пошли за ним; мы сторожим его гробницу, никому не позволяя осквернить её и служим нашему господину так, как он того пожелает. Он предупредил нас о твоем приходе, и мы ожидали тебя.
- Предупредил? – переспросила она. – Но как это возможно! Полнолуние еще не скоро, и срок, установленный ему, еще не пробил!
В глазах её отразились сложные чувства; там были и радость, и недоверие. Сцелл покачал головой:
- Да, это так. Господин рано вернулся из мира мертвых, намного раньше, чем это нужно. Но вернулся он не беспомощным слепцом – он видит многое, что предстоит. В том числе, он увидел и твое приближение, еще позавчера. Он велел нам тотчас же проводить тебя и твоего спутника к нему.
Сцеллы – странно, но у всех у них были причудливо татуированы лица, словно это было новым способом защиты, или будто они переняли эту привычку у эшебов, которые издревле украшали свои тела прекрасным тонкими рисунками, – не стали медлить, и приготовили лодку для госпожи и её спутника, и молчаливый слуга Феникса взялся проводить их до гробницы.
Озеро Итлоптаор было огромным, а остров посередине его занимал добрую треть его площади, и меж его берегом и берегами озера были лишь узенькие полоски водной глади. Оттого путь до пристанища Феникса они проделали быстро – умелый сильный гребец затратил на него чуть более получаса.
- Господин будет ждать вас в своем склепе, – сказал сцелл, как только лодка ткнулась носом во мшистый берег. – Он не велел нам приближаться к нему до тех пор, пока не сам не позовет нас. Он и вас примет… м-м… на некотором расстоянии.
Женщина нахмурила брови, предчувствуя – нет, не недоброе, но некая проблема явно омрачит радость встречи, это было ясно наверняка.
В обитель Феникса вели ступени – сколько их, я не помню, и она не знала тоже. Только её ножки в алых сафьяновых башмачках пересчитали их все за считанные мгновения, и огромные двери в склеп отворились перед нею, а над головой, словно гигантская крыша, нависла гранитная монета, что держала во рту каменная жаба.
Спутник Госпожи Суккуб – а это была, разумеется, именно она, – еле поспевал за нею, краснея от досады и ревности, и кусая губы, но что ей были его ревность и страсть! Она смиренно опустила свои колдовские глаза, чтобы молчаливые слуги, отворяющие ей тяжкие створки дверей, не попали во власть её чар – достаточно и одного Сильфа! – и впорхнула в тишину склепа.
- Феникс! – позвала она, оглядываясь по сторонам. – Я пришла! Феникс!
Это была простая пещера, со стенами, обтесанными самой природой, и весьма небрежно, но сухая и просторная. И в её тишине и темноте, среди толстых древесных корней, пронизавших землю и искрошивших камень, были установлены многочисленные свечи – свет их был неярок, они лишь слегка разгоняли темноту, наполняя её золотом и дрожащим пламенем; и лишь в самом дальнем углу были видны следы творения рук человеческих – три ступени, вырубленные в граните полукругом, поднимающиеся к маленькой комнатке, отгороженной ото всего остального пространства таинственной блестящей занавесью. За нею горела лампа – сквозь занавесь она выглядела как раскаленный добела металлический шар, – и была видна движущаяся фигура. То был Феникс, воскресший и прячущийся ото всего света.
- Феникс! – повторила госпожа Суккуб, сияя улыбкой. И от этой улыбки солнце выглянуло на небе из-за туч, прогнало холодный ветер и пригрело озябшую от внезапного снегопада промокшую землю.
- Здравствуй, любовь моя, – ответил он глухо. – Подойди ближе, я хочу посмотреть на тебя! Я ждал этого с нетерпением многие десятилетия.
Она порывисто взбежала по ступеням к нему, протянула было руку, чтобы отдернуть занавесь, но пальцы её наткнулись на стену, сплошную стену их красивого и холодного горного хрусталя. Этот хрусталь, неровный, пупырчатый, добывали здесь же и называли кожей горной жабы, и не было на свете прочней, прозрачней и тверже хрустала.
И от этой внезапной преграды померкла улыбка госпожи Суккуб, и холод вновь победил солнце. Феникс за стеной глухо рассмеялся. Его фигура, облаченная в какие-то коричневые одежды, заколыхалась, задвигалась по ту сторону.
- Да, любовь моя, – произнес он, – все не так просто… точнее, все так же сложно, как и всегда было.
- Что случилось? – произнесла она, нетерпеливо царапая стену. Та была не гладкой, как, скажем, зеркало, а неровной, словно водная гладь, тронутая рябью, застывшая от мороза. И темная фигура за нею, неспешно двигаясь, словно истекала, вкрадчиво перебираясь из одних впадин в другие, дробясь на капли и пятна.
- Что-то произошло в большом мире, – голос Феникса был глух, но не из-за того, что он находился за стеной – нет. Это горло его было все еще мертво. – И я воскрес раньше времени. Это плохо; потому что неизвестно, сколько времени мне понадобится, чтобы я обрел облик, который по меньшей мере, не будет пугать людей.
Госпожа Суккуб застонала от досады, колотя ладонью по стене, и Феникс вновь рассмеялся.
- Ну, не отчаивайся, – прокаркал он. – Все-таки ты пришла, и я рад тебя видеть. Тем более, что я знаю – ты так же хороша, как и прежде.
- Неужели все так плохо? – произнесла госпожа Суккуб, проводя пальцами по темным каплям, в которых отражался его коричневый балахон.
- Хуже некуда, – хрипло хихикнул Феникс. – Я похож на больного проказой… или на ожившего мертвеца, порядком уже полежавшего в своей могиле, с которого лоскутами сходит кожа. Она висит на мне лентами, и я отрываю её и разбрасываю повсюду. Ты же знаешь, я всегда был неаккуратен.
- Тебя это смешит? – спросила госпожа Суккуб. Рука её ласкала холодно блестящий хрусталь, за которым была темная фигура, и его рука, словно не вынеся её призыва, коснулась стены с другой стороны.
Госпожа Суккуб перевела взгляд на эту руку, и её ладонь легла на то же место на хрустале. Пальцы их двигались, словно жили своей, отдельной ото всех жизнью, но ласки их были напрасны, и вместо теплого тела встречали лишь холод камня.
- Как бы мне хотелось просто прикоснуться к тебе, – прошептала она, всматриваясь в неясный облик. – Хочу забыть обо всем, о дорогах и врагах, и просто быть с тобой.
- Боюсь, это невозможно, – мягко ответил он. – Сейчас невозможно. Вряд ли тебе понравится запах, что исходит от меня, да и ласки мертвеца не украсят твоих щек румянцем! Я похож на гниющую мусорную кучу, а ты все так же посыпаешь лицо жемчужной пудрой, и от твоих волос пахнет хвоей, свежей и горькой.