- Бог дал им разум для того, чтобы люди могли выбирать меж грехом и благочестием, – сказал Белый. И мы затаили дыхание – это летающий ящер, неужели он даст ответ и на это вопрос так же легко, как и на все остальные, над которыми человечество бьется веками?!
Давр улыбнулся.
- Бог – великая Созидающая Сила – не человек, и никогда им не был. Зачем Истине устраивать какие-то испытания, выборы, чтобы доказать самое себя? Не нужно приписывать человеческие черты и недостатки богу; он никогда не будет зол, не потребует неповиновения и самобичевания, ему этого не нужно. Несовершенный по натуре своей, но добрый человек не причинит боли даже животному – так отчего же Совершенству хотелось бы причинять боль ради какого-то выбора?
- Был! Был человеком, Сыном Божьим! – завопили мы с Белым в один голос, торжествуя. Давр улыбнулся – весело, но как-то по-отечески.
- И что? Сын божий не мылся? Или мяса не ел? Или спал без подушек? Или еще какие табу не нарушал?
Мы переглянулись. Нарушал, ел, спал… Да еще как!
- Он кому-то даже морду набил, – наябедничал честный Белый. – В храме.
- А, так он вел себя как человек? – продолжал Давр. Мы лишь плечами пожали.
- Религия – это просто способ подчинить себе людей за просто так, – сказал Давр. – Бог же нас создал – и все. Он подарил нам жизнь. Чем мы можем отплатить ему? Ничем; как возможно оценить жизнь? – Давр вдруг очнулся от своих размышлений и удивленно глянул на Белого. – Ты чем это занимаешься?!
- Пишу, – ответил невинный Белый просто. Разложив на коленях книгу, добытую из-под задницы, он записывал нашу ученую беседу.
- Пишешь?! Так ты и вправду грамотный?! И читать умеешь? И как будет называться то, что ты сейчас пишешь?
- Философский трактат, – скромно ответил Белый. – «О природе Бога».
Давр, который думал, что голодранец в зелено-красной одежде даже разговаривать толком не умеет, лишь судорожно глотал воздух.
- Так ты еще и философ? А стихи писать умеешь?
- Умею.
- Ты ученый?
- В каком-то роде.
- Вах! Впервые вижу людей, способных вести беседы и слушать… Если вы понимаете, о чем я говорю. Так ты записывал все, что я тут наговорил о ваших людских богах?
- Да, – тоном изобличителя ответил Белый. – Все до точки! Но кое-что мне все-таки не ясно. Ты тоже хочешь жить хорошо, как и человек; но человек убьет за зеленый металл, а ты – нет. Почему?
- Может, потому, что мне нужно немного другое? Синее небо?
- Но ты же – главное богатство страны! Ты и тебе подобные даете людям зеленый металл! Значит, ты мог бы не давать им его, а тиранить и беззаконно жрать их.
- Зачем? У меня есть пища. Причинять боль, чувствовать страх, власть, наслаждаться страданиями, издеваться – зачем? Меня раздражают слезы и те, кто упиваются чужими муками. Я не понимаю бессмысленного зла и пыток – а некоторые люди применяют пытки, не так ли? И это я испытал на своей шкуре. И все равно не склонился к тому, что это допустимо! Хочешь убить – убей сразу, коли есть у тебя на это основание. Не хочешь – не берись. Однажды я познал чужой страх. Я чувствовал его так же ясно, как прикосновение, как запах… он был липкий, мерзкий, тошнотворный, гнусный, беспомощный, проклинающий… Он лип ко мне, словно грязью меня обмазывал. Ни за какие блага на свете я не хотел бы испытать его снова.
- Как это было? – спросил я; Давр, покосившись на строчащего пером Белого, помолчал.
- Мы играли с Алкиностом, и я притворился, что он свернул мне шею. И он испугался. Больше за себя, чем за меня.
- А зеленый металл? – не унимался Белый.
- Даже если я не стану давать людям зеленый металл, они найдут что-нибудь еще, другое, что будет им так же дорого. Они найдут стекляшку, камешек, кусочек кожи, все равно что, лишь бы можно было обладать этим и драться друг с другом из-за этого. Я знаю людей; им необходимы идолы, которым можно поклоняться. Кстати, знаете, почему многие люди продают бога за деньги? Потому что деньги можно потрогать, вот они, а бога даже не видно.
Беседа увлекла нас, и мы не сразу заметили стройный ряд посланников, выстроившихся вдоль стены у входа в подвал. Об их скромных персонах доложил дворецкий.
- Ба! – удивился Давр. – Уже ответы? И что же? Прочтите?
Один за другим посланники вынули грамоты, запечатанные именными печатями.
- Смерть, – торжественно прочел посланник с северной стены.
- Смерть, – почел гонец и с благодатной восточной стороны.
- Смерть, смерть, смерть, – говорили посланники торжественно. Голуби мира, окрашенные в самый чистый белоснежный цвет, принесли весть о том, что смерть – разрешена.
- Ну и ну! И добродетельный Алкиност дал согласие, – Давр усмехнулся и щелкнул хвостом. – Может, даже поможет? Ну что, полетели к нему?
- Летим, – согласились мы и встали. Он снова усмехнулся:
- Впервые вижу, чтоб грабители добровольно покидали сокровищницу, ничего не взяв.
- Да мы не грабители! – начал было Белый старую песню, но Давр лишь отмахнулся:
- У Алкиноста разберемся.
И снова последовал тот же быстрый перелет, от которого кругом шла голова и вылетали волосы из парика Белого.
- А если Алкиност опять в загуле? – прокричал Белый, вцепившись в парик. – Где искать его?
- Чего искать, наверняка он в «Яблоках»! – заорал я в ответ.
Давр, прислушиваясь к нашему разговору. Подвел итог:
- Нет уж, не стану я вас есть, а то и правда отпалит мне Алк голову за сыночков своих. До сей поры никто не знал, кроме меня, что он пьяница.
- Да ладно, потом обсудим, кто тут пьяница! – заорал я. – Витраж впереди!!!
Я смотрел вперед – и обмирал. Мы летели прямо в огромное разноцветное стекло, и Давр, озорничая, все сильнее размахивал крыльями.
- Караул! – завопил Белый тонким голосом оперной дивы, закрывая голову руками. В следующий момент мы врезались со скоростью реактивного снаряда в стекло, и оно брызнуло в разные стороны тысячью разноцветных осколков пробитое лобовой пластиной Давра. Потом он со всего маха влупился в стену когтистыми лапами, тормозя, да так, что дворец задрожал. Где-то очень далеко зазвонил колокол; то давали знак что брат Господина прибыл в гости. Определили это (безошибочно) по тому, как содрогается замок.
С кусками штукатурки полетели мы на пол, и сопровождался это ад оглушительным хохотом Алкиноста, который в данном помещении с прекрасным витражом занимался неким государственными делами.
- Сорок восьмой витраж, братец! Поздравляю.
Давр, сидя на полу, потряс головой и с чешуи его посыпались куски штукатурки.
- Я только что получил разрешение Совета относительно царя Чета, – небрежно ответил он.
- Насчет Чета, – повторил Алкиност, и его голос стал кровожадным, а плоские змеиные ноздри раздулись, словно учуяли кровь. – И что ты хочешь, чтобы мы с ним сделали?
- Видишь? – Давр небрежно кинул ему под нос свой хвост. Алкиност тупо смотрел на почерневшую чешую, лишь хлопая глазами. – Он меня пытал. Жег. Как ты думаешь, что я хочу с ним сделать?
- Но зачем? Зачем он это делал?! – поразился Алкиност, и глаза его налились кровью, покраснели моментально. – Как посмел он руку поднять на благородного Дракона, грязный угольщик! Грабитель!
- Именно – грабитель, – подчеркнул Давр, небрежно рассматривая новый лаковый рисунок на своих свежеотполированных ногтях. – Он хотел, чтобы я отдал ему свои сокровища. А я не хотел их отдавать. И так день и ночь подряд. И еще полдня – потом палач устал и пришлось прервать нашу увлекательную беседу. Глупый угольщик…
- Угольщик? – подал голос я, вытаскивая себя из-под обширного зада, коим до этого был придавлен к полу. – Это почему же он – угольщик?
- Зед?! – воскликнул Алкиност, увидев меня, помятого, потисканного как следует. – А где Торн?