- Да, да, Высокородная. Твой отец не считал, что он тебе не ровня. Он наказал его за то, что он отнесся к тебе без подобающего почтения – ты же видишь, как он относится к женщинам. Он и тогда к ним относился так же. И твоего отца оскорбило, что он приравнял тебя к прочим, не делая различий меж принцессой и посудомойкой. В этом его вина, а не в том, что он посмел посмотреть на тебя. Так что…
- Молчи, глупый старик! Откуда ты знаешь, что думал мой отец?! – вскипела она. Ей тоже вдруг стало не по себе оттого, что произошло здесь минуту назад. В самом деле, чем она лучше? Вела себя как уличная девка, и с кем – с человеком, на которого даже смотреть-то не хотела каких-то пять лет назад!
Как много в Пакефиде красивых, богатых и знатных господ, а она … Алкиност Натх имеет значимый вес среди Императоров, он мог бы заставить Драконов признать её, не принца, а принцессу, и выдать её замуж за одного из наследников какого-нибудь соседа.
– А пусть даже и так – я не мой отец. И мне этот человек ровней не кажется, а своими речами ты только настраиваешь меня против него еще больше! Завтра же мы уедем отсюда. Я не собираюсь ни о чем его просить, тем более – стать моим союзником. И на его счет я не обольщаюсь – ты слышал, как он пригрозил, что отрубит мне голову? И он сделает это, если ему представится такая возможность.
- Но как же твоё обещание Крифе?! Он навряд ли посмеется, когда увидит, что ты с позором бежала!
- А если я не сбегу с позором, то буду вместе с ним смеяться на небесах! Я сказала – уходим!
Савари молча поклонился, отступая.
********************************************
====== 6.НАЧАЛО ======
Снова потребуешь объяснений?
Конечно! А то все как в индийском кине – он любит её, а она любит другого, а другой – брат третьего, а третий – её враг.
Надо же, какой ты знаток индийского кина!
Ну, не всем же быть знатоками Кама-Сутры, о, мой просвещенный друг! Ну, и …?
Что – «ну, и...?»?
Мы зашли в тупик.
Это еще почему?
Потому, что нужно, вроде, о Ней рассказать, а мы должны давать пояснения насчет Шута. И как же нам быть?
Наверное, сначала давай о Шуте. А потом – о Ней.
Давай. Итак, после всего вышесказанного был отдых, и был сон…
*********************************************
…Сердце бешено колотилось, словно птица в клетке, и просилось на волю, но грудь была прочнее стальных прутьев и раненное, растерзанное сердце лишь выло от боли, не находя выхода.
Рыцарь. Молод, красив, весел и знатен (сердце, сердце кричит – осторожнее!). Серый туман неба, каменные высокие стены – высо-окие, такие, что теряются и расползаются в небе серые зубцы. Площадка, вялые зеленые стебли меж старых плит и блеск меча в руках (ловкий выпад, тяжесть клинка, отражающего удар, еще поворот...), взмах зубастого посоха… Черная тень учителя – все учителя ходили в черном, всегда (жар, пот, волосы душат). Еще взмах – ах, как быстр сегодня меч! Как звенит полоса стали и блещет глазок маленького единорога на рукояти! Острый крюк летит мимо глаз – ага, мимо! Смех, растворяющийся в тумане (жестко, душит постель…), ещё движение кистью, и меч лежит поверх поверженного посоха.
«Молодец, мальчик мой! – голос, голос знакомый и звучный. Где он слышал этот голос?! Надо вспомнить…важно, это важно… – Ты подаешь большие надежды… надежды… надежды…»
Слова тоже неясным звуком расплываются, растворяются в тумане…
(Слабый крик, душит постель, и бежать, надо куда-то бежать!)
« Я представлю тебя королю».
(Нет! Нет! Надо что-то вспомнить!)
« Ты – лучший фехтовальщик…»
( Голос – враг… он не должен…)
« Личная охрана короля…»
(Бежать; скрыться… жжет руки…)
Все плывет; все растягивается, словно от слез, и неясный звук – ломкий, хрупкий, неверный и плачущий, как виолончель… Шум; голоса – много (давит, давит жаркий воздух, пропитанный горячим шепотом и загнанным дыханием – не надо, не надо!). Дворец; ковры, золото, цветы, музыка, красотки-служанки улыбаются, скромно опуская глаза. « Господину начальнику дворцовой стражи», – девушка в синем платье, красивая, подносит вино в хрустальном бокале. Дени… Или Деви её зовут… не помню. Еще кровать смятая…
Смех. Дамы – много, иностранные знатные красотки. С жемчугом в красиво уложенных волосах и с полупрозрачными вуалями на лицах. Перья экзотических птиц в прическах, глаза с накрашенными веками, облачка газовых рукавов, расшитые золотом лифы, родинка на плече, едва прикрытая тончайшим нежным батистом, блистающее ожерелье на смуглой коже – как морозные звезды. Улыбки, сотни голосов и духи – тысячи ароматов соткались в воздухе, влажные губы и горячий шепот у шеи – «жду в полночь у фонтана» (бесстыжая потаскуха; еще брошь из дымчатого хрусталя на полуоткрытой груди – ах, нет, это вуаль, такая тонкая и невидимая, как паутина…); рыцари, вассалы, сам Король ; стража у трона, рука на удобной рукояти тонкого стилета… где эта служанка? Надо отдать ей чашу. Чья-то тонкая рука в звякнувших браслетах коснулась щеки – это герцогиня Лесью. Подмигивает – ага! А вон та, в золотой парче, ничего. В первый раз при дворе, и уже такой успех. Очень красивая женщина; красивее он не видел никогда. Смотрит (наверняка ей уже наговорили много чего про него). Смеется, отводит взгляд; смутилась. Но манит пальцем. Не сейчас, милая. После, когда вручишь мне розу как победителю турнира (смех, вино; разговоры вполголоса: «Кажется, у царственной Кинф Андлолор Один длинный нос… Да ну, какая чушь! Просто она рыжая и вся в солнечных пятнах! Ах, как интересно! Сегодня последний – и первый раз, кстати, она может появиться на людях без вуали, с открытым лицом, ей ведь четырнадцать лет. А кто-нибудь видел её раньше?»). Чаша в руке – куда поставить? (Горячо, душно; Уйти, нужно было уйти или отвернуться..! Отвернись же!!! Поздно…). Кланяются, кланяются, на ковер опускают женщины колени, яркими пятнами лежат шелка их юбок. Перед склоненным лицом пятно лиловой юбки с роскошным шитьем, чья-то коса, точнее – самый конец её, вьющийся, заколотый богатой застежкой, и туфля – маленькая голубая туфля, блестящая, как многогранный камень, как водяная пыль на солнце, на вьющемся конце этой смоляной косы (наступила; впрочем, ей можно. Наступит на голову – и все тут же ринутся целовать ту освященную макушку).
Голубое шелковое платье, переливающееся, словно нежные морские волны, при каждом движении очерчивающее стройные ноги (не смотри – рев, вопль! Поздно…), длинный шлейф, камни, камни – бриллианты чистейшей воды, много по подолу и на шлейфе, ими выложен изящный и сложный узор с ладонь шириной. Пояс из тонкой нити жемчуга чуть ниже талии, чтобы не скрывать бриллиантовую же россыпь узоров на кокетке (боль, крик, не смотреть, горячо, нет!) на тонкой талии. Глубокий вырез, вырез в виде сердца, горящий блеском алмазной пыли, открывающий лилейно- белую грудь – блеск камней меркнет в сравнении с этой девственной белизной её кожи!
(Крик, до боли сжатый кулак, горячее лицо искажено до боли, до крови!).
Нежная шея, длинная; она касается её рукой, тонкой, стройной. Гибкие пальцы сверкают кольцами при любом движении; она поправляет тонкий ожерелье-ошейник. Звякнули браслеты, опустилось на запястье облачко нежного рукава с разрезом, открывающим плечо. Лицо… лицо! Разжались пальцы, чаша летит и со звоном бьется об пол (нет! нет! Погиб!), и вино золотистой лужей растекается по мраморной плите.
Вызывающий взгляд зеленых глаз под черным лесом ресниц, ровные стрелы бровей (сгинь! Пропади! Отпусти…), краски на лице нет. Тонкий нос, словно выточенный искусным резчиком, мягкие линии лица, губы – твердые, но красивые.
(Сердце кричит, сгорая, и бьется о прутья…Больно! Помогите! Спасите! Нет!)
Высокий лоб, прическа из рыжеватых волос, сколотая шпильками – он помнит их подробно, во всех мелких деталях, – жемчуг, яркий белый жемчуг… На лице – холодный отблеск серег.
И – огонь, пламя в глазах!!!
Она была далеко не так прекрасна, как та, в золотой парче, можно сказать – она просто была хорошенькой, но встречаются иногда в этой жизни такие женщины, которым бы лучше и не встречаться никогда – и ты становишься рабом, да нет – ты понимаешь, что уже родился её рабом, и был свободен лишь до этой встречи. Дальше ты не принадлежишь себе никогда.