Выбрать главу

Этот сконфуженный ответ разъярил Чета.

- Убили?! – взревел он, порываясь кинуться на шмыгающих расквашенными носами сонков и разодрать их сразу всех. Те испуганно попятились:

- Да нет же, нет, – один из усердных носильщиков даже загородился руками. – Пьян он в стельку!

Белый, откуда у сонков стельки?! Они и трусов-то не носили!

Чет мигом остыл и с интересом склонился над свертком – и тут же отпрянул, брезгливо сморщившись.

- Фу! Ну и вонь! Пьян как свинья и храпит как буйвол…

Но, несмотря на вышеуказанные зоологические сравнения, Чет рассматривал рыцаря с благоговейным интересом. И было на что посмотреть. Точнее, на кого.

Человек сей был громаден; даже рослые сонки в своих лохматых меховых куртках, сонки, которых природа словно специально для войны создала крепкими и плечистыми, смотрелись рядом с ним, мягко говоря, мелковато. В его огромную лапищу свободно уместилась бы любая ушастая сонская голова, как яблоко-переросток или свекла средних размеров. Однако очевидно было, что человек этот никогда не утруждал себя уборкой овощей – руки его, огромные, сильные, далеко не изнеженные и даже немного… э-э… грязноватые, я бы сказал, были красивы и даже с ухоженными (насколько это тогда было возможно) ногтями и цепкой, хорошо развитой кистью.

Это были руки профессионального воина.

Лицо его, чуть ассиметричное от стягивающего правую щеку шрама, выдавало особу породистых, благородных кровей. В его рубашку, обтягивающую могучую грудь и плечи, можно было бы впихнуть четыре Чета, в каждый сапог влезло бы по две сонских ноги.

Карянская одежда отличается от строгой пакефидской с её наглухо застегнутыми воротниками, длиннополыми кафтанами и широкими штанами (нифига себе – отличалась! Да каряне одевались в точности наоборот: кафтан до пупа, обтягивающие ноги трико как женские колготки, прости господи), и рыцарь лежал, можно сказать, чуть ли не голышом. Под одеждой бугрились мышцы (не бесполезная груда мяса, и не обросшая жирком туша, а сильное здоровое тело), и Тийна откровенно рассматривала его, прикрыв зарозовевшее лицо покрывалом. О, вот это действительно мужчина! Не принц-задохлик, а настоящий, красивый рыцарь (впрочем, тут вопрос, конечно, спорный, Нат никогда не славился красотой. Но после сонка… да, после сонков он казался первым красавцем!).

Много раз она венчала склоненные головы венцами Смельчаков, но видела ли она рыцарей? Ни единого!

Те люди, что называли себя рыцарями её отца, были всего лишь голозадыми дикарями, в дикости своей люто убившими кого-нибудь как-нибудь изощренно, а потом требовавшие за это награду и похваляющиеся на каждом углу своим жутким преступлением.

А этот человек… Тийна с тоской разглядывала великана, испытывая жгучее желание велеть перенести его в свою комнату.

- А ну, пошла вон, бесстыдница! – Чет, перехватив её нескромный взгляд, топнул ногой. Тийна, закрыв лицо, метнулась прочь, и Чет снова обернулся к храпящему человеку. – Ну и буйвол. Когда вы изловили его?

– Ну, вчера вечером, – нерешительно ответил их храбрый предводитель. О том, что вчера вечером они стояли в карауле и, заскучав, решили прогуляться, бросив пост, он смолчал, как смолчал и о том, что, гуляя, они забрели в крохотное поселение (его построили те из карян, кто лояльно относился к захватчикам и не видел ничего дурного в том, чтобы сытно кормить и сладко поить сонских солдат). Там вечно ошивался всякий сброд, и сонки-солдаты, и сонки-фермеры; захаживали и совсем уж никчемные люди – разбойники, головорезы и те из хитрецов, кто привык жить за чужой счет, добывая себе хлеб с маслом из запертых чужих домов (это называется воры, Белый).

И всем там были рады; по двору бегали ребятишки-полукровки, рослые, как каряне, и с медальончиками Чиши на шейках. Словом, местечко славное.

Там-то, перебрав, славные дозорные решили докопаться до одного из посетителей – ну, просто так, чтоб знал, кто тут сделан богами правильно! Им-то и оказался вышеупомянутый рыцарь.

О том, что в ходе спора рыцарь наглядно доказал, что боги более правильно сделали именно его, сонки смолчали. Как и о том, что потом, после оживленной дискуссии, когда хозяйка, ворча, сгребала с пола осколки огромной метлой, правильно и неправильно сделанные сидели вместе за одним уцелевшим столом и распевали песни, те, которые желал слышать правильно сделанный господин, и пили столько, сколько этот же самый господин им велел. Впрочем, их об этом ведь и не спрашивали, ведь так?

Словом, на время сна они расстались добрыми знакомыми, и такого коварства от новоиспеченных друзей рыцарь явно не ожидал, а потому спал сладко и безмятежно. Сонки же, которых мучило жестокое похмелье, а пуще того – сверлила мысль о том, какое наказание придумает им царь за то, что они бросили свой пост, решили сделать вид, что они и вовсе не в самоволку ходили, а преследовали данного человека. Притом придумали они это все хором, не обсуждая и не сговариваясь, и, даже словом не обмолвившись друг с другом, закатали новоиспеченного друга с утра в плащи и потащили его к Чету. Телепаты, не иначе.

Так рыцарь Натаниэль попал в столицу.

****************************

====== 2.НОЧЬ. Немного о сексуальных пристрастиях принцессы Тийны. ======

Лед тронулся!

Ну, наконец-то!

Катушка разматывается со страшной силой!

События летят, как искры из-под точила!

Итак, Черный: кто сей замечательный образчик творения божия?

Это беглый рыцарь Натаниэль. У которого Этим Один. Это именно он.

А чего это он тут делает?

Этого и я не знаю наверняка; он потом говорил о каких-то видения, зовущих его с таким видом, с каким хитрые мальчишки всех времен и народов уверяют маму, что «все убежали с уроков, а я немножко подождал и ушел, когда уже никого не было».

Словом, он придумал какую-то глупую отмазку и врал при этом грубо и неубедительно?

Вроде того; в общем, я так понял, что он где-то хлебнул лишнего – ну, не то, чтобы до беспамятства, но достаточно, чтобы понять, что страна остро нуждается в его помощи, – и тут же рванул в столицу убивать ненавистного тирана. Вроде, как и раньше это у него случалось, только он встречал на своем пути более многочисленные отряды сонков, бил их, успокаивая тем свою ярость, и на том дело и кончалось.

А еще, ещё что ты о нем знаешь?

Да как же – что?! Все! В общем:

Еще будучи шестилетним сопляком, он, один из придворной шпаны, слишком родовитый, чтобы быть сеченым за свои постоянные злодеяния, самый сильный и рослый из всех придворных выкормышей (я не осмеливаюсь сказать «воспитанников», потому что воспитанием там и не пахло), возглавлял шайки таких же, как он, учеников – при дворе высокородных лоботрясов пытались выучить кого на пажа, кого на камердинера, кого ещё на кого…Ну и смешно же, наверное, он смотрелся в пажеских кружевных штанишках!).

Они пробирались в рыцарский зал и стаскивали боевой посох придворного учителя Савари, причем каждый раз их появления ожидали, и на каждый раз у предводителя-Ната была выработана новая тактика и стратегия.

Посошок был тяжелым, и опасно острым, и обычный карапуз-графчик вряд ли мог поднять его, окованный железом, но только не Натаниэль.

Возвышаясь над одногодками, как дуб над кустами, он спокойно взваливал на развитое не по годам плечо палку и, посвистывая, топал со свей боевой добычей по коридору, раздавая щелчки семенящим за ним дружкам.

Знал бы он, какая длинная память у слабых, у тех, кому приходилось довольствоваться вторым местом!

Потом, в полутемном зале они кололи посохом орехи, покуда их не находил разъяренный Савари.

Много позже, когда стало окончательно ясно, что приличного пажа и придворного, знающего утонченный дворцовый этикет в мельчайших подробностях и деталях, из Ната не получится, а его талант стратега и полководца прямо-таки пер из него, как опара из бадьи, когда он начал не только для орехов использовать краденный посох – да, иногда им приходилось и отбиваться от назойливой дворцовой охраны, которая думала, что к придворным дамам негоже проникать в окна, тем паче, что они не всегда были рады этим визитам (повторюсь, что Нат не блистал небесной красой, и лицо его весьма походило на злую рожу льва), – словом, когда Нат немного подрос, наступило время все-таки дать ему меч в руки на законных основаниях.