- Ну же! Или отступи; пока еще не поздно.
Тийна слегка уколола палец острием – выступила маленькая капелька, яркая и блестящая, как вишенка. Золотые точки-духи тут же налетели, впитывая, пожирая её. Казалось, они пытались вгрызться в плоть, выпить всю кровь, а вместо неё наполнить тело сиянием – Тийна видела, как кончик пальца её стал каким-то волшебно-прекрасным, неестественно прекрасным, словно под кожей текла не алая, а золотая прозрачная кровь. Она вздрогнула – и засмеялась радостно, глядя, как рука её обретает этот нечеловеческий свет, и старуха задвигалась, забеспокоилась:
– Что, что ты видишь? Что духи даруют тебе?
Тийна повернула ладонь к колдунье, чтоб та смогла рассмотреть её странную красоту. Старуха с благоговением смотрела на невиданное зрелище.
- Я придумала, – торжественно и радостно произнесла Тийна, – как мне избавиться от шрама.
Глядя в зеркало, она стиснула зубы и уверенно провела лезвием по щеке. Стало очень больно; шрам был очень толст и груб, и даже острое лезвие не сразу прорезало его… может, оттого, что так трудно резать самоё себя, свое тело?! Тийна даже закричала, из глаз её брызнули слезы, она изо всех сил зажала горящую щеку ладонью. Сквозь пальцы её текла кровь, глаз, под которым она сделала надрез, не желал открываться, веко словно свинцом налили – точно так же, как и тогда, когда это сделал Дракон. Зато она перерезала неровно сросшуюся кожу, которая, словно стяжка, тянула вверх кожу на скуле и заставляла кривиться рот. В услужливо поднесенное старухой зеркало она увидела себя – глаза были полны слез и боли, пальцы окровавлены, и тысячи, миллионы золотых искр пляшут на её лице! Они впитывали кровь поспешно и жадно, дочиста отмывая руку, и боль отступала. Медленно, не веря до конца своим ощущениям, она разжала пальцы, с которых поспешно исчезали темные пятна, и ахнула: золотыми нитями духи вышивали на её лице узор диковинный, тонкий и прекрасный, какие-то причудливо переплетающиеся тонкие ветви, среди которых распускался невиданный цветок, и это было так прекрасно, что не было слов, чтоб описать это.
- Боги, какая красота, – пробормотала старуха, отступая в тень. – Какую же плату вы потребуете за неё?
- Смотри, трусливая старуха! – ликуя, прокричала Тийна. – Смотри, как я прекрасна! Видела ли ты когда-нибудь что-нибудь подобное? Разве это не стоит той платы, что заплатила ты?! Пусть я буду такой очень малое время, но за это время весь мир ляжет к моим ногам!
Смело она рванула платье, обнажая грудь и руки, смело провела ножом по коже… и старуха в ужасе отступила в темноту, глядя, как обезумевшая женщина полосует себя ножом, крича от боли, и как кровь льется потоками по её телу, и ненасытные духи зашивают её раны золотыми нитями…
…Тийна проснулась в абсолютной темноте; алтарь давно погас и был холоден. Она лежала на полу, обнаженная, на ложе из обрывков своей одежды, прикрытая своим плащом. Произошедшее было так живо в памяти, словно она и не забывалась сном. Она шевельнулась, и тут же ощутила незнакомую, странную тяжесть на шее, колкое и холодное прикосновение. Тронув шею рукой, она обнаружила какое-то украшение, бусы из мелких обломков какого-то камня.
- Что это? Чье это? – пробормотала она.
Звук её голоса был тих, но занавеска, отделяющая одну комнату от другой, тут же отдернулась – старуха словно стояла за ней, дожидаясь, когда она проснется.
- Теперь это твое, – отрывисто произнесла она, кинув Тийне груду какого-то тряпья. – Оденься… и уходи. Никогда не приходи сюда больше. Ты напугала меня; ты проклята так, что страшнее не может проклясть даже лютый враг. Твой кристалл не выдержал и лопнул. Это его обломки у тебя на шее. Не потеряй их; это твой разум отныне. Если потеряешь его – потеряешь разум навсегда.
- Но… – Тийне стало страшно. На миг ей показалось, что все её тело покрыто кровоточащим ранами, иссечено ножом, и что когда старуха зажжет свет в этой крохотной комнатке, она ужаснется тому, что сделала с собой.
- Не желаю ничего слушать! Ты сама этого хотела. Я до последнего предлагала тебе отказаться. Теперь наслаждайся своей красотой!
Безжалостно старуха втащила в комнату факел – Тийна взвизгнула и закрыла лицо ладонями, – и сорвала темное покрывало с огромного зеркала, стоящего на полу. Свет отразился от блестящей глади и наполнил всю комнату.
- Смотри! – сильным и звучным голосом прокричала старуха над головой зажмурившейся от ужаса Тийны. – Кто теперь прекраснее тебя? Кто сможет отказать твоему зову? Ни единый мужчина! Даже женщины падут жертвами твоих чар – они готовы будут смотреть на твою красу, они будут любоваться тобой и сделают все во славу своей прекрасной госпожи! Этого ты хотела? Так получи!
Медленно Тийна отняла ладони от лица – и сама была очарована собой.
- Нет, это не смертная, – пробормотала она, поднимаясь во весь рост. – Духи, верно, ночуют в покоях богинь, раз знают, как они выглядят… и раз смогли сделать такое.
Старуха молча покачала головой, рассматривая её отражение в зеркале.
Тийна была прекрасна и совершенна.
Такой красоты трудно придумать и описать невозможно – скажу лишь, что совершенное, чудесное тонкое тело её словно светилось насквозь, как самый тонкий фарфор в свете свечей. Следы от её стройных ножек достойны целовать лишь боги, в волосах цвета звездной ночи запутались реки, подпитывающие вечной жизнью бессмертных. Тонкую талию Тийны и ее прекрасную лилейно-белую грудь мог придумать лишь сам Творец в момент наивысшего вдохновения.
Но загадочнее всего был золотой цветок на её щеке; узор, словно проросший в коже, начинался где-то в волосах, оплетал ровную дугу брови, спускался по скуле и расцветал причудливо на щеке, тонкими нитями продолжаясь на шее и плече. Более изысканного украшения нельзя было и придумать, и ни один земной мастер не смог бы сделать такое.
- Чего же ты напугалась, старуха? – медленно произнесла Тийна, поворачиваясь то так, то этак, чтобы рассмотреть себя со всех сторон. – И дня мне хватит, чтобы весь мир стал моим, и я буду играть с ним, как того пожелаю, вертеть его в своих пальцах, как игрушку. Какая кара покажется страшной после такого могущества? Ты глупа, старуха; ты платишь дорого, но попросила мало. Оттого терзаешься; я не пожалею ни на миг.
- Может быть, – задумчиво согласилась та. – Только теперь ты сама полна духами, они гнездятся в твоем теле, словно черви в трупе, и только эта нитка бус удерживает их в тебе и не дает им разорвать тебя в клочья. Понимаешь? Ты отдала им себя всю, ничего не оставив себе, и я не знаю, велик ли твой поступок или просто безумен. Теперь, думаю, я могу сжечь свою книгу, в ней нет ни капли силы. Ты сама теперь опасна, как эта книга. Уходи. И забудь это место.
Тийна лишь равнодушно пожала плечами.
- Зачем ты мне теперь, глупая старуха? – пробормотала она. – Разве я приходила к тебе когда-нибудь за чем иным, кроме приворотного зелья? Но теперь-то оно мне ни к чему. Теперь даже подлый Шут не устоит против моих чар – о, как он будет страдать за свою дерзость и жестокость! Он первый; а потом, когда он будет доведен до отчаянья, я отдам себя принцу Зару. И Шут покончит с собой от безысходности…
**********************************
====== 3.НОЧЬ. ======
А Шут – Шут, сама невинность! – даже не подозревал, какие тучи сгущаются над его головой, и что приговор неудовлетворенными женщинами уже вынесен, и карающий меч правосудия уже занесен, хе-хе... После своего дикого сна он не мог уснуть и ворочался на своем ложе и так, и этак, стараясь устроиться поудобнее. Его кровать, роскошная, старинная, раньше принадлежала кому-то из королевской династии (не «кому-то», а Кинф Андлолор, мой друг! Наверное, он тешил так свое самолюбие, что хоть таким образом, но проник в её постель. Принимается.), со множеством атласных подушек, была удобна, и не в ней крылась причина его бессонницы.