И воспоминание об имени титуле снова ушли, растворились – а всего мгновение назад он помнил, кто он и как его зовут. И снова он – просто Шут…
- Ваш воротник перерублен, – проговорила Кинф с достоинством, мучительно хмуря брови и стараясь вспомнить что-то («Где я видела это лицо?»), но хищник вновь вполз в её разум, наполняя её лицо темнотой, в которой загорались, как красные раскаленные угли, недобрые глаза.
Черный, а где ты видел добрые красные глаза? У белых мышек, разве…
И появилась мысль убить, опустить свой меч на светлую голову, чтоб он напился кровью, чтоб брызнула живая, еще горячая влага прямо на лицо, на губы, и утолила жажду! И голоса в голове твердили тихо и страстно, горячо и страшно: «Убей, убей!»
И вокруг все смеялись и орали: «Убей!» И на троне хохотала вторая половина черного «я», торжествуя такую славную победу.
- И ваша голова на месте,- насмешливо произнесла Кинф, едва поклонившись. Светлые глаза смотрели на неё с удивлением, но без страха. Может, поэтому она не смогла убить? – Думаю, она пригодится вам в разговоре с царем, – она подмигнула озорно взбешенному Чету и взбежала легко к Тийне. Та торжествовала и даже не скрывала своего ликования; голова её была гордо вздернута, на губах сияла улыбка, презрительная и гордая одновременно. Из-за меня, говорила она, которую вчера еще ты, подлый Шут, называл замарашкой, сегодня ты же сражался, и проиграл. А искусный воин, повергший тебя, с таким почтением целует край моего платья, опустившись на колено!
Во, блин, какая любовь-то!
Кинф подняла на неё взгляд покрасневших глаз и произнесла:
- Жду тебя в храме Чиши с головой отца твоего!
- Да, муж мой! – ответила Тийна.
*************************************
Стой, Черный, тормози!
Сам тормози. Я тебе что, дизельный электропоезд?
Чего?!
Ничего. Только тормозить все равно не буду.
Ладно, не тормози. Переключись только на Тийну – эта девушка становится мне все более интересна.
Не буду; ты своими гадкими замечаниями все портишь.
Я?! Порчу?! Я не порчу!!!
Портишь.
Ладно; история нас рассудит! Но ты-то будешь дальше рассказывать, или мне самому…все испортить?
Шиш тебе!
====== 2.ДЕНЬ. ======
**************************************
- Я тебе хребет перерублю! – зашипел Чет, едва Шут оказался позади его трона. Так стыдно ему не было никогда; ему казалось, что пот с шипением испаряется с его щек, и кожу покрывают белые пятна соли. – Какого демона.!?
- А что ты хотел?! – зашипел в ответ Шут, нервно стягивая на груди распоротую одежду. – Ну, просчитался я, что теперь?!
- Нанести неслыханное оскорбление гостю! – шипел царь; от стыда ему нестерпимо хотелось сползти с трона и спрятаться под столом. На его счастье, поздравляющие молодых со славной победой сонки отвлекли внимание гостя от его персоны, не то Чет провалился бы прямо сквозь землю. – А если бы ранил его?! Как бы я объяснил это его покровителю-Дракону? «Баба, не поднимет меча, своими королевским изнеженными ручками»! Так ты говорил?
- Царь! Слушай меня – это принцесса Кинф! Я убеждаюсь в этом раз от раза; её обучал бою её брат Крифа, я не могу спутать его манеру драться ни с какой другой, потому что в свое время сам обучал его! И выиграть она смогла лишь оттого, что точно знала, как я буду действовать – и исправила ошибку, которую всегда совершал её брат!
- Достаточно! Я не верю тебе больше! И знаешь, почему? Посмотри на этих людей, на тех, кто сидит с нами за одним столом, – Чет кивнул на веселящихся. – Посмотри на советника, посмотри на Первосвященника – их рыла я вижу каждый день, и никогда еще не видел в них такой одержимости. Они хотят мою дочь; я не знаю, что за колдовство она свершила, но они жаждут её. Все, все до единого! И ты, думаю, не исключение. Но ты гаже и подлее любого их них, потому что в своей ревности хочешь устранить соперника таким образом, пороча его и наговаривая на него чудовищные вещи, и пускаешься на такие изощренные уловки, что делаешь это на моих глазах, а я иду у тебя на поводу! Признайся, что и этот поединок ты затеял, чтобы просто ненароком убить женишка! Но он молодец, уел тебя!
- Нет, о, нет!!!
- О да.
- Да говорю тебе! – воскликнул Шут. – О, боги… мне трудно признаться в этом, но… Когда-то я был влюблен в эту женщину, ты это знаешь. И страсть моя не погасла во мне до сих пор, несмотря ни на что. Я не мог удержаться!
- О чем ты?!
- Я был у неё этой ночью, царь. Я целовал и ласкал её. Я гладил её грудь, я еще помню вкус её соска на своих губах, – по лицу Шута пошла мучительная судорога, он вспомнил страстную и жаркую возню в темной комнате, задыхающиеся от страсти губы, спутанные волосы под своими руками, напряженную шею… – Я знал, что это за женщина. Я солгал тебе, когда сказал, что мне просто знакомо её лицо, я знал наверняка, кто это.
- Вот демон! – Чет вновь моментально взмок и вжался в свой трон. – Блудливый кобель! Тогда какого… она тоже выглядит влюбленной в Тийну! Или она родилась истинной кинф?
- Не думаю, – усмехнулся Шут. – По крайней мере, сегодня ночью она была не против моих ласк. Нет, думаю, все же она любит мужчин.
- Притворяется?
- Нет. Принцесса Тийна приколдовала её – именно на неё направлена эта магия.
- Так чего же ты мня пугаешь тогда? Кинф это или нет, а она сделает то, что прикажет ей моя дочь!
- Эта палка о двух концах. Твоя дочь сделает то, о чем попросит её Кинф. И это не мои догадки. Я слышал, о чем они уговаривались в саду. Впрочем, мне надоело повторять тебе одно и тоже. Решай, наконец, сам что делать.
Чет замолчал, мучительно потирая виски. Да, что-то нужно делать. До каких пор можно следовать чужим советам и речам, как телок на поводу?
- Скажи, – спросил он, наконец, – а отчего ты выдал эту женщину? Странно это; ты сам говорил, что любил её, и страсть твоя свежа. Отчего ты выдал её на верную смерть?
- Не знаю, царь, – глухо ответил Шут. – Я люблю её, люблю неистово, но что-то заставляет меня отделиться, отталкивает, словно какое-то проклятье! Должно быть, я безумен, и во мне живут два человека. Я знаю, что буду страдать, когда ты убьешь её, возможно, я не смогу жить без неё, но я должен… И поэтому я просил тебя, чтобы ты всего лишь выгнал её из страны.
Чет испытующе глянул на Шута, но не нашел и следа притворства или лжи в его страдающих глазах.
- Хорошо, – медленно произнес Чет. – Я верю тебе. Верю. И я попытаюсь помочь. Я придумаю способ не убивать её!
Странный праздник продолжался; обливающиеся потом слуги тащили громадные блюда с зажаренными барашками и телятами, красиво обложенными запеченными яблоками, виночерпии в мятых замызганных колпаках выкатывали бочки с вином – их, в отличие от жаркого, встречали дружным восторженным ревом. Провозглашали тосты – в основном за прекрасную невесту, не придумывая ничего нового, а повторяя многократно то, что уже говорил прежний нетрезвый, но очень искренний оратор, и за смелого жениха – теперь в смелости его не сомневался никто, особенно после того, как принц, смело высосав увесистую чашу с самым крепким вином, еще раз принял вызов, уже от кого-то из гостей. Сонка принц одолел быстро и легко, и отделал его жестоко и безжалостно: рев человека, лишившегося уха и части скальпа, потонул в скотском хохоте и грохоте, который устроили восторженные сонки – чашами своими (которые, судя по их виду, пережили уже не одну подобную попойку) колотили они по столу, да так, что подпрыгивала утварь. Вот это принц! Вот это мужчина! Принц, хладнокровно вытерев меч об одежду скулящего у его ног побежденного, оттолкнул его со своей дороги ногой и быстро взбежал к своему месту, чтобы под общий одобрительный рев выпить еще вина. У него был вид победителя; глядя на гостей странным ледяным взглядом, он словно торжествовал. Он упивался своим успехом у этих никчемных пьяниц (по весьма понятным нам причинам) и их одобрением его победы над их собратом.
Он смеялся над ними – так будет точнее.
Плеча Тийны коснулась чья-то рука; она обернулась и увидела сладкую и вместе с тем похотливую улыбку. То был советник. Видно, странная, колдовская страсть, что зажглась в нем, не давала ему покоя, и он пришел, приполз, как голодная издыхающая собака на запах мяса. Странно, усмехнулась про себя Тийна, раньше он подходил к ней запросто, и всегда с неизменным вежливым поклоном. И глаза при этом у него были равнодушные и пустые, словно он смотрел на скучную белую стену. А теперь… у него был взгляд сумасшедшего, и он боялся подойти к ней, и не мог не подойти. За то небольшое время, что он видел её, преображенную, страсть иссушила его. Его чинное и вечно спокойное лицо пылало пунцовыми пятнами, скулы заострились, и все тело как-то скрючилось и сжалось, словно невидимая внутренняя борьба связала все внутри него в тугой узел. Даже его вечно подчеркнуто-прямая спина как-то надломилась в раболепском унизительном поклоне, и он то пытался распрямить её, то снова сгибался в страхе, что его богиня расценит эту вольность как оскорбление. Его унижение дико понравилось Тийне, и она нарочно протянула ему руку для поцелуя, держа её так, что ему пришлось нагнуться еще ниже.