- Прекраснейшая, – пропел с обожанием советник, припав к её руке. Губы его, холодные, как лед, дрожали, и Тийна с брезгливостью отняла у него свою руку, не дожидаясь пока он закончит свои лобызания. – Позволь поздравить тебя, прекраснейшая…
- Да, да, благодарю тебя, – небрежно ответила она, вытирая руку о полу платья. Советник запыхтел громко, багровея, и Тийна, едва скрывая отвращение, отвернулась от его пожирающего взгляда, от его маслянистых толстых губ, от его дрожи… Веселый бесшабашный принц, громко хохочущий над сонками (теперь они вызвали его втроем, и одолеть не могли, бестолково толклись, тыча в его сторону мечами, а он играючи отбивался, одной рукой удерживая следующую чашу) заставлял её трепетать, и, глядя на него, она благоговела перед ним, и сонки были ей все более противны.
- Я посмел, – произнес советник, неловко роясь у себя за пазухой, – я… я приготовил тебе свадебный подарок, несравненная. Я знаю – такая ничтожная вещь не может выразить тебе всего моего уважения и всего того, что у меня в душе… мое восхищение тобою безмерно, но все же… ты достойна большего, о, богиня…
Мельком взглянув на протянутую ей вещицу, Тийна едва не вскрикнула от изумления: советник, жалко содрогаясь, словно какой уродец или немощный старец, пытающийся купить юную деву, выкладывал на стол перед нею чудесный жемчуг. Такой прекрасной и богатой вещи Тийна не видела никогда – жемчужины были сплошь все ровные, идеально круглые, молочно-белые, и среди них подвеска из золота со вставленным в тонкую оправу кроваво-красным рубином. Видно, при дележе добычи тогда, пять лет назад, советник ушами не хлопал. Может, и убил кого. Еле сдержалась она, чтобы не схватить грубо и жадно подарок – видят боги, ей хотелось тут же нацепить его на себя и захохотать от распирающего её восторга. Вот! Настал её час – ей и просить не придется, сами все положат к её ногам! Но она лишь величественно кивнула советнику и небрежно придвинула к себе жемчуг.
- Я приму твой дар, – сказала она, протягивая ему руку сама. – Ты очень щедр, благодарю тебя.
Он ухватил её пальцы с небывалой страстью. Дрожь, которая так раздражала Тийну, усилилась; теперь все его тело, страшно напряженное, словно бил озноб, и он покрывал её руку поцелуями, уже непристойными и жадными, жалко постанывая, елозя мокрым жадным ртом по её белой атласной коже.
- Но, но! Достаточно! – воскликнула Тийна, отнимая руку снова; советник проводил её взглядом совершенно безумным и исступленным, и Тийна почувствовала жуткое наслаждение, которое ранее ей было неведомо. Это было наслаждение от безграничной власти – пусть над одним человеком, но она могла велеть ему исполнить все, что ей заблагорассудилось бы, и он исполнил бы в точности. И он знал, что все это Тийна читает в его рабски преданных глазах, и не в силах был скрывать своего вожделения. А почему бы на нем не опробовать свою силу, мелькнула шальная мысль в голове у Тийны. На что способен человек, подвластный мне?
- Моя госпожа! – жалко взвизгнул советник, когда она запустила острые коготки в его шевелюру и толкнула его голову вниз, к своим ногам. Он упал на колени и его жаркие жадные губы припали к её ступням. Он чуть ли не вылизал каждый пальчик, и Тийна рассмеялась – ей стало щекотно.
- Ты, жалкий червь,- произнесла она, так же за волосы рывком, отняв его от своих ног. – Ты и ног моих целовать не достоин! Ценишь ли ты то благо, которое я даровала тебе?
- Да, о, да!
- И что ты готов сделать, чтобы порадовать свою госпожу? – Тийна крепче сжала его волосы, запрокидывая к себе его лицо и нарочно причиняя ему боль.
- Я готов на все! – хрипло проговорил он; Тийна с садистским удовольствием наблюдала муку в его глазах – странно, а почему он попался на заклятье, которое она читала специально для Зара? Одно дело – просто хотеть красивую, нет – прекрасную женщину; и другое – неистово её вожделеть.
- На все? – поинтересовалась Тийна, и её нога тихонько коснулась его паха. Несчастный вздрогнул, словно она ожгла его кнутом, дернулся было вновь к её ногам, но её рука удержала его.
- Не так быстро, хитрец. Сначала ты кое-что сделаешь для меня, а уж потом…
- Госпожа!!!
- Дай подумать. Возможно, я разрешу тебе коснуться меня. Или даже подарю тебе час, целый час. Но это зависит…
- Я сделаю все! – хрипло проговорил советник, стрельнув недобрым взглядом в сторону принца Зара. Уж он-то сумеет выслужиться, он сумеет сделать все, чтобы отодвинуть этого иноземца на второй план, растоптать, убрать его, занять его место..! Тийна уловила этот взгляд и грубо отпихнула от себя мужчину.
- Даже не думай, – резко сказала она. – Неужели ты, несчастный, вообразил, что сумеешь занять его место? Никогда; и даже если я и подарю тебе час, то только за работу, что ты для меня сделаешь. А ты её сделаешь, не то я велю казнить тебя за то, что ты недоброе замыслил против моего жениха. Слышишь ты меня? Так вот; дело твое – убить царя.
- Принцесса?!
- Не кричи, идиот. Я не шучу и не испытываю твою верность. Мне она известна.
- Я верен лишь тебе, прекрасная!
- В этом я и не сомневаюсь. Потому и говорю столь открыто. Я ли не заслуживаю трон и власть? Но отец не отдаст мне их по доброй воле. И меня он уже подозревает. А ты вне подозрений. Значит, сможешь сделать это. И как только ты это сделаешь, – Тийна, жестоко смяв рукой его лицо, развернула его и приблизила свои губы к его оттопыренному и багровому уху, и зашептала, почти касаясь его,- я ненадолго стану твоей. Я буду принадлежать тебе вся, от кончиков волос до пяток, – советник издал какой-то сдавленный стон, и Тийна, ухмыльнувшись, коварно и развратно укусила его за пылающее ухо. – Ну, иди же, мой герой! Только постарайся не попасться – мне будет очень одиноко ночью.
Советник, как безумный, кинулся прочь; уже у самого выхода он остановился, чтобы оглянуться, чтобы еще раз глянуть на своего идола, и Тийна увидела в толпе его погибающий, умоляющий взгляд. Отчего-то он отрезвил её, и она, через силу улыбнувшись, лихорадочно оглянулась по сторонам. Конечно, все не так просто! Убей этот редкостный дуралей царя, и она станет царицей; или не станет? Кто позволит сесть на трон ей, женщине?! И будет еще Суд Правящих, этого советнику не миновать, коли он попадется. Как бы ни был влюблен этот человек, когда за него возьмутся дюжие королевские Палачи, он укажет на того, кто надоумил его на этот шаг и зачем… или не скажет? Можно, конечно, снова и снова прибегать к своему оружию, обвораживать одного Палача за другим, и они не тронут её, но… Тийна внутренне содрогнулась, вспомнив подземелье, каменный мешок, где даже тишина угнетающая, такая мертвая, что… И раз за разом спускаться туда, каждый раз смотреть в глаза новому мучителю, и улыбаться ему, обольщать, трясясь всем нутром от страха, и не знать наверняка, что её чары подействуют? А что он, обольщаемый, потребует взамен? Возможно, он потребует того же, что и советник. И раз за разом… о, боги! А не будет ли это еще более мучительно, чем пытки? В этом душном подземелье, на каком-нибудь грязном пыточном столе, залитом засохшей кровью, с потным грубым Палачом, у которого бог знает какие жестокие причуды на уме?! А вдруг он, этот Палач, окажется безумцем – в народе ходили о них легенды. И самом деле, кто, в своем уме, согласится жить в подземелье, не видя годами света белого, не разговаривая с людьми, и не видя ничего, кроме крови, чужих страданий и боли? Говорили, что все они когда-то были убийцами и безумными маньяками, которых держали на цепях, под замками, пока великий колдун не наложил на них заклятья и не принудил их слушаться правителя. Что, если они и в самом деле таковы? А если, не дай бог, при Инквизиции Палач распорет на ней кожу, и все увидят, как духи залечивают её раны – что тогда? Не миновать тогда ей огня и столба, сожгут живьем. А что, если и в огне будут лечить её духи? Тогда она будет вечно гореть и мучиться! Ах, как она поспешила!