…Утро. Ворота в казармы открылись так, словно в них ударили тараном, и возникло смятение. Полуодетые люди вскакивали со своих лежанок, беспорядочно хватаясь за что попало, лишь бы иметь в руке хоть что-то, палку ли, камень, саблю, чем можно было б защитить свою жизнь.
Но драться им не пришлось – во двор казарм вошла процессия, странная и величественная одновременно. Четверо дюжих сонков несли паланкин – раньше его украшали цветные яркие занавеси, которых теперь не было. Был лишь голый стул, лишенный безжалостной рукой всяческих украшений. Главным его украшением была Тийна, облаченная в подобранные наспех латы (наверняка их нашли в сокровищнице, ранее принадлежащей Андлолорам, а может, и самому юному принцу Крифе) – она сидела прямо, возвышаясь над толпой, гордо подняв голову, увенчанную гривастым шлемом, и в руке её было знамя, наскоро смастеренное из яркого белого атласа, обшитого золотой тесьмой. Грубо и неряшливо на белом фоне был нарисован желтый яркий цветок, схожий с цветком на щеке Тийны, и в этом небрежном рисунке было столько величия и угрозы, что солдаты замолкали, опускали вооруженные руки, в суеверном страхе глядя на страшную свою госпожу. Такие знамена взвивались над великими пожарами! Под них вставали великие герои, еще не зная того, что будут великими; и грубые голоса труб пели о том же, трубачи изо всех сил надували щеки, славя прекрасную воительницу.
Тийна поднялась и взмахом руки велела трубачам умолкнуть; гомонящая толпа затихала, еле сдерживая возбуждение.
- Братья мои! – страшно прокричала Тийна, выше подняв свой флаг. – Пришел наш час! Сегодня я нарушила законы предков и взяла в руки меч, – она вытянула из ножен узкий легкий клинок и простерла его над толпой, – и я не таюсь. Я готова идти на Суд и заплатить своею жизнью за свой грех, – она повысила голос, и он гремел, отдаваясь от стен эхом, – но на чей Суд я пойду?!
Солдаты недоуменно переглядывались, не понимая, куда клонит их прекрасная госпожа. А она и в самом деле была прекрасна – высокая, стройная, в блестящих в свете факелов доспехах, с горящими глазами, с рассыпавшимися по плечам смоляными кудрями.
- На Суд Правящих?! – выкрикнула она страшно, и толпа отхлынула от неё в суеверном ужасе. – Что, боитесь? А до каких пор, спрашиваю я, в стране, нами завоеванной, будет все решать Суд Правящих? По какому праву они вершат наши судьбы?! Старый Король Андлолор мертв; отчего мы, умертвив короля, не убили и его Палачей?! До каких пор они будут судить нас?!
- Они… – несмело выкрикнули из толпы. – Они издревле стояли у врат справедливости, и, говорят, они могучи настолько, что победить их невозможно…
- Чушь! – выкрикнула Тийна. – И Палачи смертны! И издревле они стояли у врат Справедливости в неподвластной нам стране! Но отчего они смеют сейчас приходить в наши дома и забирать в свое логово того, кого им заблагорассудится?! Отчего мы ничего не знаем о преступлениях тех, кого они судят? Отчего одного их слова достаточно, чтобы отдать человека на смерть? Кто они такие? Отчего не говорят с нами? Или они считают себя выше вас, выше любого из вас, славных завоевателей?!
Люди загомонили, возбужденные пылкой речью, и Тийна сочла это хорошим знаком.
- Они являются ночью и уводят того, кого хотят осудить, как трусливые воры – не оттого ли, что при свете дня они не такие уж страшные и могучие? И не оттого ли, что днем все мы бодрствуем и можем оказать им сопротивление? – продолжала Тийна. – Так или иначе, я собираюсь проверить это! Я не боюсь; я первая спущусь в подземелье и брошу им вызов. Пусть я погибну – но хоть один из них да ответит мне за кровь наших воинов, погибших на их плахах! Пусть дадут мне ответ, или умолкнут навеки! Теперь спрашиваю вас – пойдет ли кто-то со мной? Кто из вас не побоится?
- Да в расход их! – выкрикнул чей-то развязный голос из толпы. И сотни могучих глоток поддержали его:
- Смерть им! Смерть Палачам!
Солдаты орали и потрясали оружием, и Тийна, молча глядя на свою паству, торжествовала.
- Я сама поведу вас в бой, – продолжила она, когда все стихли. – И первая спущусь в подземелья! Этот бой историки впишут в священные книги золотыми буквами, потому что теперь вы – армия Золотого Цветка Девы, и биться вы будете за святое дело! Освободим же друг друга от страха, который гнетет нас, которому не место в нашей стране!
- Да!
- Соберем все силы и ударим прямо сейчас, пока они не закрыли своих штолен на замки и не подняли тревоги!
- Да!!
- Установим свой суд, Суд Людской, и свою справедливость!
- Да!!!
Толпа гудела, как разворошенный улей; рога пели о наступлении, и воодушевленные, словно бы околдованные своей госпожой, словно пораженные тем же яростным безумством, что и она, солдаты поспешно вооружались, наспех нацепляя доспехи, хватали крепкими руками сабли и копья, взнуздывали храпящих коней.
- Что там происходит?! – удивился Чет; звуки военных рогов проникли и в пиршественный зал, их не смогли заглушить даже пьяные вопли веселящихся. Шут ринулся к окну; где-то далеко внизу увидел он всадников и пехотинцев, наскоро покидающих замок – все они двигались по направлению к Забытой Дороге… странно.
- Наша армия уходит из дворца, царь!- пораженный увиденным, произнес Шут. – Они уходят по Старой Забытой Дороге… Клянусь честью, они направляются к Палачам!
- Что?!
- Это недобрый знак!
- Кто ведет их?!
- Я не узнаю этого рыцаря. Но кто бы это ни был, он не твой друг, царь!
…Солдатами словно овладело безумие; страшно кричали они, и Тийна, несущаяся верхом впереди всех, кричала вместе с ними. Её голос словно вливал в их кровь все новые порции бесстрашия, и они смело прошли тот путь, который не прошли бы ранее, не умерев от страха. Забытая Дорога, поросшая бурьяном, была проторена вновь, и скоро сабли и боевые топоры прорубали проход к Воротам Суда, заросшим терновником. Скоро они были отчищены, и взорам наступающих открылись массивные каменные створки, грубо вырубленные из скальной породы, лишенные каких-либо украшений, резьбы. Почему-то это простое и аскетичное зрелище охладило пыл наступающих, и они отступили на миг, и замолкли гневные голоса. Но Тийна подскочила к воротам и воскликнула:
- Видите?! Их ворота заросли колючкой и тернием, они не пользовались ими уже сотню лет! Они являются к нам как крысы, из тайных подземных нор! Так заставим их обратно уйти поглубже в их норы, так глубоко, чтобы они не посмели больше выбраться оттуда!
Это придало людям смелости; ворота были слишком массивны, и к кольцам-ручкам были привязаны лошади. Взвился кнут над упряжкой, и створки со скрипом подались, открылись, осыпая тучи песка, чертя на земле широкие полукружия. Из темноты пахнуло влагой и теплом, застоявшимся старым запахом, и целый рой летучих мышей, которых никто не тревожил, наверное, десятилетия, с жалобным писком вылетел на свет божий. Открылся проход в самое сердце замка, в его тайные лабиринты.
- Смелее, мои воины! – воскликнула Тийна, горяча лошадь. Странное дело – она и в самом деле ничуть не боялась, и предвкушение предстоящей бойни приятно щекотало её нервы. Да, сегодня прольется много крови! – Смотрите, какие развалины! Нам ли, победившим смелых каров, бояться пустой темноты?! За мной, смельчаки!
Лошадь заупрямилась, не захотела идти в темноту, пахнущую кровью – да, Тийна теперь тоже узнала этот навязчивый сладковатый запах, щекочущий ноздри, – но наездница жестоко огрела испуганное животное кнутом, и лошадь, всхрапнув, рванула вперед, и сонки с радостными воплями помчались вслед за своей госпожой.
Лошадей, однако, пришлось оставить на небольшой, совершенно пустой площадке – дальше вели ступени, много ступеней совершенно непостижимой, очень длинной лестницы. Люди притихли; и пусть жажда убийств все еще волновала их кровь – эти монументальные сооружения заставили их притихнуть и относиться с большим почтением к подземному городу.
А это был именно город, самое сердце древней Мунивер, вырытый под землей.
Десятки факелов осветили изнутри величественную пещеру, вырубленную какими-то титанам в скале. Потолок её поддерживали такие высокие колонны, что дух захватывало, и вершины их терялись в темноте, а потолок разглядеть вовсе не представлялось никакой возможности. И арки, образовывающие коридоры, были словно созданы для того, чтобы под ними ходили лишь великаны. А рядом с этими тяжеловесными, гнетущими своей громадностью постройками возвышались башенки, прекрасные и словно бы невесомые, такие изящные и прекрасные, словно созданные для того, чтобы короли отдыхали в них после прогулок по летней жаре. Люди, оглядываясь по сторонам, оробели и терялись от величия и чувствовали себя маленькими и ничтожными среди каменных громад.