Его бегство был неожиданным для невидимых врагов. Отбежав достаточно далеко, скрывшись от озера за камнями, он услышал странный звук, словно шипели множества змей, рассвирепевших, яростных змей, или того хуже – шептали приведения, духи, не нашедшие упокоения и теперь пылающие жаждой мести. Их голоса, многократно повторяющие угрозы, бормотали и пришептывали, словно те, кто говорил, были не в своем уме и говорили одно и то же много раз. Отдаваясь от свода, злостный шепот заползал в уши Тиерна, и от этой фанатичной безумной угрозы у него кровь стыла в жилах.
« Мы найдем тебя, сейчас мы найдем тебя, найдем тебя, найдем, тебя, тебя, тебя…»
Содрогаясь всем телом от бешеных ударов сердца, Тиерн упал на задницу прямо на влажную мелкую гальку в густой тени подле огромного валуна, прижимая к себе свой драгоценный узелок. Насилу уговорил себя выглянуть – и наконец-то увидел таинственных преследователей. Они плыли вдоль берега, по кругу – Тиерн же, думая, что они поплывут от острова по прямой, смотрел на крепость, то есть совсем в другую сторону, и потому их не видел.
Это были, без сомнения, люди, просто люди в серых одеждах с капюшонами, надвинутыми прямо на лица. Тиерн отчетливо видел руки одного из них, правящего их плавательным средством. Он втыкал шест в дно под темными водами, и длинные рукава открывали его руки до локтя. Просто руки. Чистые и белые. Но отчего-то Тиерну не хотелось бы, чтобы даже палец этой руки нечаянно прикоснулся к нему.
Острый нос челна ткнулся в песок, и тени в серых одеждах начали прыгать на берег. Тиерн услышал плеск воды, увидел даже намокшие сапоги, когда длинные полы серых одежд на миг задрались – и жуть снова навалилась на него удушливым страхом. Он крепче сжал свой узелок, он вцепился в него, словно тот мог защитить его от чего-то неумолимого и страшного, и крепко зажмурился. Липкий пот ручьями тек по его лицу.
«Мы найдем тебя. Все равно найдем тебя. Мы видим тебя».
Тиерн не двигался; никакая сила на свете не заставила бы его сейчас сдвинуться с места! Если они сейчас нападут на него, он кинется на любого, он вынудит их убить его на месте, всего лишь убить..! Но если он будет убегать, а они – догонять, и догонят… Об этом лучше не думать! Не слушать их мерзкие свистящие голоса, обещающие ему вечный ад!
Он слышал, как они проходили мимо. Слышал, как они замирали на каждом шагу и прислушивались. Видел чей-то влажный сапог возле своего укрытия, слышал, как под ним скрипела галька… Ужас снова заставил его крепко зажмуриться и даже перестать дышать. Единственное, что могло бы выдать его сейчас – это удары сердца, слишком громкие, просто раскаты грома!
Они не услышали; они почему-то не могли поверить, что все так просто, что он прячется в двух шагах от них, что он не выскочил с криком ужаса из своего укрытия и не бросился бежать, обнаружив себя. Их угрожающие голоса прекратили шептать ему свои страшные обещания, и Тиерн, на минуточку приоткрыв один глаз, увидел, что они совещаются, стоя все вместе неподалеку и чуть ли не уткнувшись друг в друга головами. Они не знали, что делать. Это вселило в него надежду – если враг не знает, что делать, значит, он не всемогущ.
Тем временем они до чего-то договорились. Один из людей в сером согласно кивнул и бегом направился обратно к своему челноку. Вернулся быстро, неся с собой какой-то мешок. Тиерну было очень любопытно, но он не посмел и шеи вытянуть. Человек с мешком направился к оставленному Тиерном костру; остальные неспешно пошли за ним. На несколько минут все исчезли с глаз Тиерна, и было слышно лишь какое-то непонятное лязганье металла, словно какую-то штуку собирали, подгоняя друг к другу разные составляющие части, да пахло разогретым металлом. Потом все стихло, и неизвестные появились вновь – вначале Тиерн увидел одного, пятящегося задом, а потом второго, идущего вслед за ним. И в их поднятых руках, сжимавших деревянные ручки – держалки, была растянута странно светящаяся сеть… металлическая сеть, это её они калили на костре!!!
Не долго думая, эти двое закинули её в расщелину, подозрительную им. Тиерн едва не закричал, услыхав, как зашипел раскаленный металл, упав в лужу. Справа тоже послышалось жуткое шипение – Тиерн обернулся туда, и увидел, что еще двое закидывают их сети в другой уголок.
Тиерн вновь зажмурился и подтянул под себя ноги. Шипение повторялось многократно, то удаляясь, то приближаясь настолько, что, казалось, он даже ощущает пар, поднимающийся с обожженной земли. Однажды край сети упал прямо около его ноги – и в тот же момент он с содроганием понял, что даже если бы она не прожгла его сапог, если бы он не заорал во все горло, он все равно был бы обнаружен. Сапог бы завонял паленым, как завоняли бы волосы, загоревшаяся ткань, опаленная плоть! Никакой мученик и герой, как бы он ни крепился, не укрылся бы от этой сети. Вот почему озеро и его берега мертвы; горячая сеть выдавала пока что лишь запах камней и песка.
Скоро поиски сетью прекратились; Тиерна не нашли лишь чудом, да и то потому лишь, что сеть, кинутая в его густую спасительную тень, зацепилась за острый уступ, повисла, и Тиерн расширенными от ужаса глазами смотрел на её раскалено-красные ячейки, висящие прямо у него перед лицом, ощущая их жар на своих щеках.
Сеть, полежав на шипящем камне, убралась прочь, но Тиерн не успел и духа перевести, как в волоске от его лица в камень ударило железо. Он едва не вскрикнул, но тут же зажал рот рукой, вцепившись зубами в ладонь. В трещину в камне упиралась острая пика. Её лезвие с одной стороны было отточено, подобно бритве самого лучшего цирюльника, а с другой – зазубрено, словно пила. Если это загнать поглубже в тело…
Пика постояла, словно раздумывая – и ударила вновь. Тиерн едва успел переместить свою голову влево, потому что, не сделай он этого, он лишился бы глаза и доброй половины головы. Лезвие, позвенев о камень, повозившись, отколупав несколько осколков, вынырнула из расщелины и больше уж не возвращалась. Человек, орудовавший ею, отошел – Тиерн слышал, как он выругался, – и дальше Тиерн слышал лишь звонкие удары железа о камень. Только после этого он посмел перевести дух.
Ах, и хлеб! Все это неспроста. В свое хладнокровие, неожиданно появившееся, Тиерн не верил, и связывал его со съеденным в поселке Палачей хлебом. Он никогда не был храбр; и в любой другой день он завопил бы во весь голос, едва завидев эти серые фигуры. И уж точно ни единый человек на свете не смог бы смолчать, когда они начали ловить его сетью. Было в их действиях что-то особенно жуткое. Они ловили его, но он им был не нужен, и они удовлетворились бы своей добычей, даже если бы им пришлось выковыривать её по кускам, и лишь затем, чтобы потом побросать её здесь же, на берегу. Он не нужен им был ни живой, ни мертвый. Они просто хотели его поймать.
Шаги неизвестных удалялись, но Тиерн не спешил убегать, хотя какая-то часть его сознания просто вопила о том, что сию же минуту нужно убираться отсюда!
«Ага, черта с два, – насмешливо отвечала вторая, хладнокровная часть его разума. – Ты побежишь, как осел, а они, стоящие тут, за камнем, кинут тебе в спину этот свой зазубренный багор. Они стоят тут; они никуда не ушли. Они не могут понять, куда ты делся, они не могут поверить, что ты так быстро убежал, и не понимают, куда ты делся на этом пустынном берегу. Они просто стоят и ждут, что ты высунешь нос из своей спасительной норки, из той, что они почему-то пропустили, не обыскали, не заметили!»
И она, эта часть, оказалась права. Тиерн продолжал сидеть, тихо, как мышь, когда, наконец, раздался голос прямо у его камня, от звука которого он вновь вздрогнул.
- Это невозможно, – произнес кто-то. Тиерн не очень хорошо понимал по-карянски, в основном он лишь догадывался о предмете разговора, но догадывался верно. – Он не мог уйти. Он не успел бы уйти.