- Конечно, – сквозь зубы прошипел Тиерн. – Все правильные решения самые простые. Я шел искать выход далеко, а он оказался близко. Вперед!
Тиерн резко, как на пружинах, подскочил и ринулся наверх башни. Возможно, им двигало только отчаянье, оно придавало ему сил и горячую веру в то, что теперь-то он спасен.
Преодолев последний пролет, Тиерн почувствовал, как изменился воздух. Он был очень холодный. На самом верху башни был настоящий ураган. Тиерн вынужден был ухватиться за перила, окружающие круглую площадку на верху башни, чтобы его воздушным потоком не снесло в круглый люк, расположенный посередине. Казалось, какой-то сказочный великан спит там, и втягивает могучими легкими воздух. Ветер то прекращался, то поднимался с удвоенной силой, увлекая все в загадочную дыру.
- Что за напасть, – пробормотал Тиерн. Желание сию же секунду перейти по тонкому шаткому мостику в темноту замка было огромным – от верхней площадки башни, еле освещенной все теми же полупотухшими кристаллами, как лучи, тянулись длинные, хрупкие на вид мосты, заканчивающиеся темными провалами в стенах. За ними, возможно, была свобода. А что за этим таинственным люком? Искушение разузнать это было еще сильнее. Тиерн, перебирая руками по перилам, осторожно прошел прямо к таинственному лазу и заглянул вовнутрь. Ничего; пустота и чернота. И ветер воет.
Тиерн опустился на колени; так стоять было гораздо устойчивее, ветер уже не сбивал с ног. Он присмотрелся, напрягая зрение – нет, ничего не видно. Однако…
- Что это?!
Почти у самого верха люка была вбита в стену железная скоба, и к ней привязана веревка. Толстая, крепкая и новая. Тиерн ухватил её, подтянул к себе – так и есть, дальше был узел, чтобы удобнее было держаться и не съезжать… Значит, кто-то пользуется этим ходом! А что там? Логово великанов-Палачей? Или серых теней? Крепче сжав рукоять Кривого, Тиерн ухватил веревку и подергал, проверяя на прочность. Хорошо привязана.
- Только гляну и наверх, – пообещал себе Тиерн. – Не думаю, что на середине пути меня будет поджидать Палач… а если и будет то я уж сумею постоять за себя!
Внутри лаза, который, наверное, пронизывал всю башню насквозь, до самого основания, было еще холоднее. Ветер давил на плечи спускающемуся, бил, трепал полы одежды, и пару раз Тиерн оскальзывался, ободрав ладони. Изнутри лаз порос каким-то странным мохом, мягким, упругим и пушистым. Он обнимал Тиерна мягкими лохматыми лапами, и ходил волнами, отчего голова кружилась. Башня казалась зыбкой, словно болото, и спуск показался Тиерну еще дольше, чем восхождение.
Чем ниже спускался Тиерн, тем сильнее был ветер, и тем, как ни странно, светлее становилось. Но свет тот был не солнечный и даже не от пламени. Это был свет мягкий, как бы от далекой спящей звезды. Вскоре меж расступающихся лап мха Тиерн увидел землю, и, разжав руки, спрыгнул вниз.
Ветер столкнул его, прижал к земле, и растаял, словно и не было его вовсе. Тиерн, кряхтя, поднялся на ноги, и огляделся.
- Боги мои, – пробормотал он, – да это же самое настоящее Сердце Эшебии!
Башня, полая внутри, вела еще ниже, на целый ярус. Еще один подземный город! Свод, каменный потолок, поддерживали колонны – в голубовато-зеленом свечении этого странного мира, обвитые со всех сторон плетьми мха, усеянные белыми и зеленоватыми цветами, похожими на болотные огоньки, они больше походили на деревья. Над стелющимся под ногами ковром из моха и каких-то бледных трав поднимался туман, и очертания мира было неясно и расплывчато. Где-то далеко виднелись фигуры людей – они двигались в светлой мути, подобные призракам, и больше походили на приведения, на зыбкий сон, чем не настоящих людей. Тонкими руками собирали они травы, целые охапки загадочных трав, которые и в их руках дарили свой призрачный свет. Свет – тот бледный, спокойный, загадочный свет, что царил над неясными полями, – исходил ото всего. От фосфорицирующих цветов, от пышного мха, от диковинных грибов, что были здесь вместо настоящих растений. Дома, виднеющиеся то тут, то там за колоннами, казались накрытыми шапками зеленовато-голубого снега – то лежал на их крышах густой туман; окна их светились приветливыми мягкими теплыми пятнышками, словно свет свечей был растворен в этом нежном тумане. Свежий ветер, что врывался сюда через длинный тоннель в башне, оставив на пышном мхе вонь смерти, катался над мистическими полями, перебирая мох, и качались бледные цветы, разбегались болотные огоньки. И не понятно было – жуткие подземелья ли охраняют этот рай от вторжения людей, от их грубых чувств и низких страстей, или же наоборот, этот рай преграждает своею чистотой дорогу всему злу, всей грязи, что заключены в подземелье и не дает им выплеснуться наружу и отравить своим смрадом землю.
И музыка – стучали в барабаны, отбивали ритм, словно где-то недалеко билось большое сердце Эшебии; играли флейты и простенькие гудки, подпевала деревенская скрипка, и били в многочисленные бубны, заливались бубенцы и колокольчики, время от времени солидно и многозначительно крякала труба. Где-то был праздник; теплилась простая и чистая радость, и отчего-то Тиерну вдруг стало так хорошо, что голова закружилась, и он, разорвав душащий его ворот плаща, уселся на мягкий мох. Над лицом его кружились болотные огни, тихий прекрасный женский голос пел о спокойствии и радости, вся сила мира, все его величие и красота были в нем, и Тиерн, не в силах побороть свою слабость, упал лицом во влажную землю и уснул.
…Проснулся он в темноте, влажной и мягкой, как бархат. Голова его все еще кружилась, словно после хорошей пирушки, и даже казалось, что он немного пьян.
Он находился в доме, это было совершенно точно. Лежал на лежанке печи, за занавесью. Над ним, прямо над лицом, висели пучки сушеных пахучих трав, и где-то рядом гремела посуда, пахло огнем и очень вкусным хлебом – печь топили добрыми дровами, и тесто ставили на самой белой муке.
Было тихо; но, как ни странно, он все еще ощущал биение большого сердца. Словно гудела от ударов в барабаны земля.
- Это оттого, что тебе непривычен наш воздух, – сказал невидимый собеседник. – Наш воздух чище и лучше, чем ваш. Он проходит через много тоннелей, оставляя во мхе всю грязь и вонь, и сюда поступает уже кристально чистый. Еще пара дней, и ты совсем привыкнешь. Если, конечно, останешься. Но ты не останешься. Ты не похож на человека, которому нужен покой.
- Покой, – пробормотал Тиерн. – Да, здесь покой… Что это за место?
- Кто как его называет, – ответил не видимый собеседник. – Земля Вечного Ветра, Долина Сумерек – кому что подсказывает сердце. Всяк тут находит то, что ищет. Вы, наверху, называете наш город Сердцем Эшебии.
- А ты кто? И как тут оказался?
Невидимый собеседник помолчал, словно пожал плечами.
- Как и многие другие. Однажды мне был вынесен приговор, – ответил он, наконец. – И приведен в исполнение. Я должен был умереть, как и прочие приговоренные, мучительно и долго я должен был помирать. Но иногда Палачи соглашаются уйти в могилу вместо приговоренного, и в склепе с именем преступника и его приговором остается тело Палача. Так случилось и в моем случае.
Тиерн, потрясенный, молчал. Перед глазами его стояла страшная картина – раскачивающийся на цепях мертвый Палач.
- Как на такое можно согласиться?! Тем более – Палач? Ни один из них не производит впечатление человека милосердного, а чтобы пожертвовать своею жизнью ради другого, надо быть весьма человеколюбивым. Чем ты пронял того, кто согласился занять твое место?– изумился Тиерн. Собеседник его усмехнулся:
- Каждый Палач в своей жизни проходит через такие муки, что еще одна, последняя, кажется им не такой уж страшной. Может, соглашаются самые усталые? Потому что потом, если жизнь его продолжится, мук будет еще очень много. Кроме того, преступник может быть не так уж и виновен – здесь не только убийцы и воры, о, нет. Есть и весельчаки, которые пошутили не в добрый час, и дерзкие смельчаки, переступившие запрет, и честные путешественники, которые прошли много дорог, и знают, что мир не заканчивается за Мокскими горами… Их всех приговорили за то, что они нарушили какие-то табу и догмы верхнего мира. И карянина была страшна и несравнимо более ужасная, чем вина, но по-другому тут и не карают. И вот вместо таких Палачи и соглашаются сойти в могилы. В конце концов, что ты о них знаешь? Что о них знаю я? Возможно, как это ни странно, они самые милосердные создания в наших мирах!