====== 4.ТАЙНЫ ПОДЗЕМЕЛИЙ. ======
- И ты так просто об этом говоришь?! – Тиерн даже подскочил, но хлеб все-таки дожевал. – После всего того, что я рассказал тебе, ты месишь свое тесто и ничего не предпринимаешь?! А что, если смерть Палачей как-то повлияет на сон этого Камня?! А если он проснется?! Что будет тогда?
Пекарь спокойно пожал плечами.
- А что я смогу сделать? Я не воскрешу Палачей. И никто этого сделать не сможет. Мы можем лишь пропеть Колыбельную.
Тиерн заметался по кухне; мысли его вновь превратились в хаотичную кучу обрывков.
«Да какое мне дело до этого камня и до того, что произойдет после смерти Палачей?!»
«А если настанет Конец Всего?! Если Камень заставит всех обезуметь и поубивать друг друга?!»
«Что вообще происходит?! Что натворила эта безумная?!»
- О, боги, как страшно!
Пекарь спокойно наблюдал за его метаниями.
- Пожалуй, тебе нужно сходить в Венлан, – сказал, наконец, он.
- Венлан? Что такое – Венлан?!
- Не бойся. Это всего лишь имя дома. Венлан – дом, где живет человек, который сможет дать тебе ответы на все вопросы. Возможно, тебя выведут отсюда. Тебе здесь не место.
- Что это за человек?!
- Говорю же – не бойся! Это женщина; она знает ответы на твои вопросы. Она не была казнена, и все же она тут. Это глава нашего города. Только и всего. Идем, я провожу тебя.
Пока Тиерн спал, ветер немного разогнал туман, и теперь, выйдя из маленькой пекарни, Тиерн мог разглядеть загадочный город получше.
Город Сильфов не был похож ни на один виденный Тиерном. Во-первых, дороги – и дорожка, ведущая на улицу от пекарни, и сама улица, были вымощены ровной плиткой яркого кирпичного цвета и выметены так чисто, словно их вымыли щеткой, все плитки, одну за другой.
Черные кованые ограды, окружающие дома, почти полностью были затканы пышно разросшимся мхом, и плети его, взобравшиеся вверх по колоннам, поддерживающим каменный свод, по обломкам скал, были похожи на деревья, на лес, поглотивший город. И если наверху весна лишь робко напоминала о том, что пришло её время, то тут было уже полноправное лето. Туман все еще поднимался над землей, и зеленоватой шапкой окутывал дома, высокие и добротные, похожие на маленькие стройные башенки из темного кирпича. Пекарь говорил что-то о том, что кровь Сильфов не волнует более ярость, но чем больше домов видел Тиерн, тем больше убеждался, что многие тут отлично знают, за какой конец держится меч. Точнее – лук; Сильфы, вероятно, были верными поклонниками быстрых стрел. На острые наконечники были похожи крыши домов, окна сплошь все были стрельчатыми, и ограды домов воинственно топорщились пиками, и то и дело, примостившись на выступах в скалах, встречались Тиерну дозорные с луками и полными колчанами.
- Вы опасаетесь кого-то? – спросил Тиерн, и провожатый его неопределенно пожал плечами.
- Да как сказать, – нехотя ответил он. Видно было, что это своего рода секрет, который не открывают первому встречному; но и врать пекарь не хотел. – Спросишь в Венлане.
…Венлан, дом у скалы, почти ничем не отличался от прочих домов города Сильфов. К нему так же вела расчищенная дорожка, и его так же окружала черная ограда, оплетенная густо зеленью. Только вот болотных огней над ним было больше, да белых цветов во дворе, поросшем мягкой сочной травой, было не счесть. Тиерн вдруг ощутил легкое головокружение, и на него спокойствие навалилось внезапно, глуша страх в сердце. Словно во сне или в видении увидел, как в темную ночь, под танцующими над крышей Венлана болотными огнями, словно под далекими звездами, гуляет прекрасная дама. Ноги её ступают по сочным травам, и она собирает белые, пахучие цветы, чтобы сварить свое волшебное зелье. Ветер нес сюда лепестки и опадающие листья, и осень здесь встречалась с весной. Здесь жило счастье; и глаза, глядя на ночную темноту над головой, были радостны всегда. Такое чудо могла сотворить только безграничная любовь и покой в душе.
- Что со мной? Ты отравил меня? – невнятно пробормотал Тиерн; ноги его подгибались, и пекарю пришлось поддержать его под руку, чтобы он не упал. Тиерн опустился в траву, и над его запрокинутым лицом вновь закружились далекие манящие огни. Дремота неумолимо наваливалась на него, и он не сдвинулся бы с места, даже если бы это наступала смерть. «Если это – смерть, то она прекрасна», – умиротворенно подумал Тиерн.
- Ты снова слышишь Песню, – пояснил пекарь,- если бы ты не ел моего хлеба, поддерживающего сердце, то ты бы уже снова уснул. Борись! Потерпи немного, и наваждение спадет.
Тиерн чуть кивнул; век его касался самый нежный, ласковый ветер, и земля, к которой он прислонился щекой, была теплой, словно бок животного.
- Я помогу тебе подняться, – сказал пекарь, – и дойти до беседки. Там тебя примут. Идем!
Скала, отесанная временем, так щедро была оплетена мхом, так заросла грибами и так богато была заткана травами, что казалась многовековым деревом, могучим дубом или старой липой с кряжистым стволом, в цвету. Вся эта зеленая пышная масса нависала над Венланом, погружая его в приветливые мягкие вечные сумерки, которые не могли прогнать даже сотни маленьких фонариков, вплетенных в зеленые косы мха и светящихся над крышей дома. Сделав несколько шагов по дорожке, Тиерн увидел цель его путешествия – маленькую беседку с колокольцами над входом, беленькую и хрупкую настолько, что поначалу она тоже показалась ему сном или галлюцинацией, вызванной хлебом.
- Мы пришли, – сказал пекарь, останавливаясь. – Дальше ты пойдешь один.
- Тебе разве нельзя со мной? – удивился Тиерн.
- Не сегодня, – ответил пекарь, отступая на шаг. Темнота тотчас поглотила его, словно его и не было никогда. А может, он привиделся усталому Тиерну, как и вся эта волшебная земля?
- Так значит, вот он, вестник из верхнего мира? И какие вести он нам принес?
Тиерн перевел взгляд на говорившего. То была женщина; простая земная женщина, и не исходило от неё никакого свечения, словно от видения. Но, глядя на неё, Тиерн понимал, что он чужд этому миру. Её миру – ибо этот мир сотворила она.
- Палачи мертвы, – не дожидаясь его ответа, произнесла она. – И еще что-то? Что?
Губы засыпающего Тиерна еле шевельнулись, он и сам не расслышал и не понял, что он сказал, но она поняла.
- Серые тени в капюшонах? Кровавые Учителя… Кто-то послал их на поиски новых Палачей. Ты уверен, что это не простые мародеры или воры? Учителя слушаются лишь одного человека в этом мире.
Тиерн что-то простонал; глаза его закатывались.
- Они гнались за тобой? И почему не поймали? Ты укрылся в склепе? А чем они ловили тебя?
Сквозь сладкую дрему и прекрасный зеленоватый туман Тиерн вдруг увидел свой кошмар – растянутую раскаленную металлическую сеть и багор, которым серые тени безжалостно протыкали всякое подозрительное им место, и забился, застонав. Женщина внимательно смотрела на его лицо, ничего не говоря.
- Так и есть, – глухо произнесла она. – Они вновь вышли на охоту! Договор нарушен. Мы больше не можем бездействовать. Песни больше не будет.
Дальше на голову Тиерна опустилось благодатное небытие.
Пришел в себя он уже в беседке – над головой его звенели, покачиваясь, колокольчики.
Кроме него в беседке было еще несколько людей. Сквозь полуопущенные ресницы он посчитал – всего их было восемь. Все они восседали на небольших скамеечках вокруг круглого камня, расположенного посередине беседки, и на нем горел яркий огонь. Пламя освещало суровые лица, и он смог получше рассмотреть их.
Одним из присутствующих была та женщина, что разговаривала с Тиерном, хозяйка дома. Ничто не выдавало в ней важную персону, её ноги по-прежнему были босы, и она даже не переменила своего простого светлого платья, в котором собирала в саду цветы. Но, видимо, того и не нужно было делать – собравшиеся и без того оказывали ей небывалое почтение. И пусть её темноволосую голову не украшала корона – она была их королевой.
Прямо около неё, по левую руку, сидел кряжистый суровый старик с совершенно белыми волосами и длинной бородой, одетый в светлую домотканую рубашку и такие же светлые, чуть окрашенные в коричневый цвет каким-нибудь соком растений штаны. Его темные морщинистые руки лежали на палке-посохе. Рукоять этой сучковатой, отполированной его пальцами палки украшали красивые красные ягоды и целый букет из листьев, так, что непонятно было – то ли он собрал их, чтобы украсить себя немного, то ли для того, чтобы сварить потом какой отвар.