- Я пойду, – глухо сказал он. Королева встала и почтительно поклонилась ему, и то же сделали остальные, а лучник и мечник даже опустились на одно колено. Тиерн не понимал причины такого почтения и благодарности, но догадывался, что Равновес отказывается добровольно от чего-то такого, что равносильно отказу от самой жизни. И торжественный миг был полон величия.
- Решено, – торжественно произнесла королева. – Госпожа Ралинна, прикажи твоим певцам смолкнуть!
Дама в накидке чуть кивнула и неожиданно наступила тишина, такая, что было слышно потрескивание и шорохи, словно все они были в лесу. Королева прислушалась – ничего как будто не происходило.
- Я могу дать лучших певцов, чтобы они сопровождали войско, – сказала Ралинна, – они будут петь Великие Песни, и дух воинов окрепнет.
- Что до нашего гостя, – королева перевела взгляд на Тиерна, – то его нужно вывести отсюда и сделать так, чтобы он никогда не вспомнил, как он сюда попал и что он вообще тут был. Не бойся, чужак, мы не причиним тебе вреда, – произнесла она, заметив испуг Тиерна, – мы всего лишь дадим тебе отвар, и ты забудешь нас и все с нами связанное. Мы подарим тебе немного нашего покоя и счастья…
У Тиерна мигом в голове пронеслись и Королевская тюрьма, и золотой блеск на остовах… Забыть все это? Забыть и никогда не вернуться к этому потом, как планировалось?! Ведь теперь он знает короткую дорогу к их земле, такую очевидную и не опасную, что может пройти по ней сто раз… А может, они заставят его позабыть и Тийну, и его обещание вернуться к ней и отомстить? Их чудесный край без сомненья хорош, но лишь на недолгий срок. И покой их земли ни к чему в его душе! Что он будет делать, спокойный, как пекарь? Смотреть смиренными глазами на мир, который вращается без него, и в котором все важные события будут проходить мимо? Ни за что! Но эти одуванчики не должны догадаться об этом… Он откажется от их настоя и их покоя, но предлог должен быть настолько благовидным, чтобы они не попытались тут же навалиться на него и силой влить ему свое пойло в брюхо!
- Вашего покоя?! – вскричал он, подскакивая. Его изощренный ум моментом избрал нужную тактику, и он с жаром предался своему любимому таланту – ораторству. – Вашего счастья? А надолго ли? Долго ли буду счастлив? До того момента, как за мной придут эти ваши Учителя – я ведь тоже живу в том мире, где они уже разгуливают! Нет, я так не согласен!
- Чего же ты тогда хочешь, завоеватель? – спокойно спросила королева.
- Я хочу идти в бой вместе с твоими воинами! Как я понял, пойдут не только мечники и лучники, но и какие-то певцы, которые и меч-то держать не умеют! Чем я хуже их? Я тоже имею право сопротивляться и защитить себя от врагов! Ты правильно подметила – я завоеватель, и, даже если тебе и не верится в это, я шел в атаки вместе со всеми. Я солдат. И я буду сражаться! Я не хочу покоя и счастья, покуда не окажусь в безопасности. Да, в мире моем есть и войны, и разбойники, но всего страшнее могущественные безумцы. И сейчас я в них верю – еще неделю назад я сказал бы, что это ересь, но теперь верю. Хуже всего зло непонятное и непредсказуемое. И я не хочу прибывать в розовых грезах и пускать розовые пузыри до тех пор, пока кто-то не придет и не свернет мне шею! Я хочу защищаться!
На лице королевы появилось недоумение.
- Вот как, – сказала она. – Что же, мы не в праве запретить тебе защищать свою землю и людей, которых ты теперь считаешь своими рабами. Это даже благородно с твоей стороны… Хорошо. Ты пойдешь вместе с нашими войсками. Снарядите его, – она обернулась к мечнику, – одежда священника – неподходящее одеяние для похода на войну.
На лице мечника ничего не отразилось – ни недовольства, ни радости, и Тиерн с досадой закусил губу. Он не любил иметь дело с айками; лица у них как у кукол. И такие прямо в лицо тебе могут говорить на своем языке, что в ближайшее время выпустят тебе кишки на мостовую, а ты и не поймешь их угроз, и по малоподвижному лицу не догадаешься, что он замыслил что-то недоброе.
Мечник встал и с поклоном предложил следовать Тиерну за собой. Молча. Трижды айк! Тиерн повиновался. Ничего, ни-че-го! Главное – выгадать время. Он пойдет с ними против этих Учителей, и будет с ними биться – какая разница, кого убивать? Главное теперь – тянуть время; пусть они думают, что он им союзник, пусть убедятся в его искренности и преданности. Он сумеет потом избежать этого отвара! Он сбежит из их войска при первой же возможности. А потом найдет способ вернуться за тем красивым и большим стулом с острыми шипами, и еще много за чем.
Королева молча проводила Тиерна взглядом. Лишь когда его спина исчезла в полумраке, и затихли его шаги, она обернулась к собравшимся.
- Я не могу заставить себя поверить этому человеку, – сказала она. – И не только потому, что он завоеватель. Он напоминает мне какое-то гадкое чудовище… Он вкусил нашего хлеба, он дышал нашим воздухом и почувствовал наш покой, и все равно остался таким, каким пришел к нам. Он не изменился. И не желание искоренить зло ведет его в бой, нет! Я в это не верю! Что-то иное движет им. И тем вернее будет напоить его отваром при первой же возможности. Орлист, – она обернулась к лучнику, – ты сделаешь это. На первом же привале ты опоишь его чаем, куда уже будет добавлен настой. Травники – вы сварите его. Только варите понадежней! Если в наш мир будут проникать такие люди…
Она не закончила свою мысль, только покачала головой.
Айк снарядил Тиерна добротно. Все так же ни слова ни говоря, он проводил его до кузни – на заднем дворе были еще одни воротца, и Тиерн увидел что-то вроде небольшого бойцового зала. «Невелика же их армия, если всю её можно вооружить здесь!» – с усмешкой подумал Тиерн, но вслух ничего не сказал, а айк сделал вид, что не заметил насмешки.
С большим почтением, поклонившись, айк выдал ему кольчугу и шлем, и даже предложил меч, но Тиерн отверг его:
– Не видишь разве? У меня есть! – грубо сказал он, демонстрируя айку Кривой. Айк и теперь смолчал, изучая искривленное лезвие, но его молчание теперь было полно уважения, словно он одобрял верность Тиерна. Впрочем, Тиерн мог ошибаться.
Молчаливый айк сам подобрал Тиерну сапоги вместо его, стоптанных и изъеденных грязью и водой подземелья, такие, какие не натерли бы ему ногу, если б ему пришлось долго идти, и дал теплой одежды – зеленую куртку, такую же, какую носил сам, и добротный плащ. Покопавшись немного в своих сундуках, он раздобыл даже перчатки. Такая основательность немного успокоила Тиерна. Не могли же они тотчас его опоить, если так тщательно собирают на войну? И наверняка теперь они не навалятся на него неожиданно все, не скрутят ему руки, чтобы напоить своим отваром, уже хотя бы потому, что вооруженный, он сможет постоять за себя.
Войско собиралось. Напрасно Тиерн смеялся – набралось довольно из тех, кто называл себя Сильфами, чтобы собрать армию. Когда он вышел из тенистого двора кузни, улица была полна охотниками. Это были сильные молодые мужчины, которые знали толк в луке и быстрых стрелах. Мечников было очень мало, этот отряд, скорее, был как последняя капля, сообразил Тиерн. Все время боя они наверняка будут сидеть в засаде, и лишь когда основные силы будут измотаны, и большинство стрел будут выпущены и сломаны, они вступят в бой и окончательно разобьют неприятеля.
Были и певцы – Тиерн снова ощутил легкое головокружение и неодолимое желание лечь прямо на землю и уснуть, когда легкая речь этих существ коснулась его слуха. Сквозь опущенные ресницы он видел летний день, горячее небо и венки из благоухающих трав на их головах. Интересно, поднимется ли у врага рука на этих людей на поле боя? Сможет ли смертный опустить меч на светлую голову, заглянув в светлые чистые глаза? Наверное, в этом их сила, подумал Тиерн.
Крепкий хлопок по спине пробудил его, и недовольное лицо Орлиста грубо нарушило волшебство песни.
- Ты снова засыпаешь, – обвиняющим тоном произнес он. – На тебя не действует наша благодать. А что будешь ты делать на поле боя? Ты просто упадешь, и тебя затопчут. Не лучше ли уйти прямо сейчас? Ты рискуешь, отправляясь в поход с нами.