Тиерн лежал в палатке Орлиста и притворялся спящим. Он слышал, какая возня поднялась снаружи – Сильфы торопливо сворачивали лагерь, собирали вещи. Они готовились уходить. Пару раз кто-то отдергивал полог и заглядывал, но Тиерн не видел, кто – он накрепко зажмуривался и начинал громко храпеть.
«Хорошо, если они уйдут скоро, – размышлял он. – Я не успею замерзнуть, если пролежу на земле пока они будут сворачивать шатер… Уходят. Интересно, это означает, что та, кого они поймали, не нужна им? Они ошиблись?»
Звонко щелкнул порвавшийся от тяжести снега трос, удерживающий палатку, и потолок просел под тяжестью навалившегося на него снега. Тиерн подскочил, как ошпаренный – и замер. В лесу, за тонким матерчатыми стенами его убежища, было тихо. Тишина. Никого.
- Ушли, – произнес Тиерн, немного потрясенный. Сильфы ушли тихо, так, как только они умеют. Ушли и оставили ему все необходимое – палатку, теплые вещи, одеяла, даже кусок хлеба. Лес был тих и безлюден.
- Ушли, – простонал Тиерн. Он понял, что остался один, на тайной тропе Сильфов, по которой уж точно никто не пройдет, и его не найдет. Одному Богу известно, сколько времени он отсюда будет выбираться, прежде чем набредет на человеческое жилище.
Ветер убегающий вслед за Сильфами, тихонько колыхал полог, и что-то терлось об него и шуршало. Прогибаясь под осевшим потолком, Тиерн прыгнул вперед, и рука его поймала маленький бумажный свиток. Торопливо развернул его Тиерн – то была карта.
- Вот Заповедная чаща, – прошептал Тиерн, водя пальцем по нарисованной дороге. – А вот дорога, по которой мы дошли до этого места… наверное, я нахожусь примерно вот здесь. Недалеко от развилки. Можно идти к поселку, там я смогу обогреться и купить лошадь. Но это означает, что мне придется отойти прочь от Мунивер еще на полдня, а то и больше… Идти до рубки охотников, что посреди Заповедной чащи? Рискованно… кто знает, как настроены там люди. За время, проведенное в лесу, могли озвереть настолько, что не побоялись бы свернуть мне шею. Да и в поселке, настолько удаленном от столицы, могут жить такие же головорезы. Не только не продадут лошадь, а самого убьют и закопают под какой-нибудь сосной повыше… – Тиерн содрогнулся, вспомнив, что никто его искать не будет, потому что – потому что! – даже для своих он уже давно покойник. Небось, уже нового Первосвященника выбрали. От злости Тиерн заскрипел зубами, и рука его сжала карту так, что бумага треснула в нескольких местах.
Конечно, такое место не бывает пустым. Претендентов много, и царь Чет наверняка уже продал его тайно за хорошую мзду какому-нибудь негодяю. И Тийна – она-то уж наверняка кувыркается с этим пришибленным телком, советником, и смеется над ним, Тиерном. Та-ак…
Значит, никаких поселков. Он не станет уходить дальше в лес. Он пойдет кроткой дорогой Сильфов, выйдет в поселок под столицей… Это займет больше времени, чем если бы он ехал верхом, но так надежней. Так больше шансов, что никто на него не нападет и что он доберется до столицы невредим.
====== 1. КОРОЛЕВА ЭШЕБИИ. ======
После того, как упирающегося и воющего Тиерна уволокли, Тийна вновь вернулась в свою ванну. Настроение у неё было превосходным. Зеркало отразило её лицо – прекрасное и жестокое, – и она улыбнулась своему отражению
«Ха! Так легко заставила солдат уничтожить Первосвященника – того, кто обычно выпрашивал милости для них у Чиши… Значит, и отца они убьют не колеблясь. Нужно только придумать предлог поувесистей, такой, под клич которого они встали бы, не раздумывая. Что завело бы их, отчего бы кровь в их жилах закипела и побежала быстрее? Чем так можно прогневать их?»
Лицо Тийны приобрело коварное выражение.
А что, если разбить вдребезги статую сонского божка? Все знают, что на ней царь Чет вымещает свое неудовольствие, и никто не удивится, что однажды он может переусердствовать… Но зато многие могут быть недовольны таким поворотом дел!
Несмотря на свою неотесанность, сонки были трогательно преданы своему странному божеству, и перед каждой битвой или еще каким важным событием они смиренно просили своего божка не оставлять их в трудный миг, а если уж приключится такое несчастье, как смерть, то хотя бы проводить на печальные поля к Тавинате, туда, где трава позеленее и где походные шатры из толстого войлока…
- Конечно! – Тийна рванула из ванны так быстро, что на кафельный пол выплеснулась добрая половина воды, и мыльные золотистые пузырьки разбежались по блестящим разноцветным плиточкам. – Эй, кто-нибудь! Подайте мне платье!
В зал, где стояла статуя, Тийна проникла тихо, как мышь. Осторожно ступая, она замирала и прислушивалась – нет ли кого? И собственное дыхание казалось ей громовым.
Зал еще не был приведен в порядок после ночной попойки, но гостей слуги все же растащили по комнатам – негоже светлым князьям и баронам валяться на полу, в грязи и объедках, подобно свиньям!
Чиши задумчиво смотрел на неё своим единственным драгоценным глазом. Ради великого праздника его действительно как следует отчистили и отмыли, и он даже похорошел. В тусклом утреннем свете он блестел своим полированными боками, и даже его обычно скотская физиономия сегодня казалась Тийне сосредоточенной и мудрой. Давай, рискни, – говорил божок и ухмылялся. А в алмазе посередине его лба, на самом дне, темнотой наливалась угроза.
- Да что он может, – неуверенно пробормотала Тийна, на шаг отступая. Божок пристально наблюдал за ней, казалось, его неподвижная медная шея поворачивается в сторону Тийны и толстые губы дрожат в издевательской ухмылке. – Покровитель пьяниц… к чему ты привел свой народ? К рабству? Все они рабы моего отца, и он волен распоряжаться их жизнями! А Первосвященник? Твой верный слуга?! Уже к вечеру он будет мертв! Отчего ты не защитил его? Никто не подал ему руку, когда я велела швырнуть его в подземелье! Ты ничего не можешь… ничего!
Чиши еще раз ухмыльнулся; Тийне даже показалось, что его губы шевельнулись, складываясь в какое-то слово, наверное, издевательское ругательство, и нервы её не выдержали. С пронзительным писком она налетела на статую и что было сил толкнула её. Чиши пошатнулся, но устоял, отвратительно усмехаясь над её попытками.
- Прекрати издеваться надо мной! – зарычала Тийна, краснея от натуги. Она вцепилась в руку божка и дергала, тянула его прочь с его пьедестала. Чиши гремел и шатался.
- Я сильнее тебя! – шипела Тийна в отчаянии. Чиши с удивлением глянул на неё – и неожиданно завалился на бок. Тийна, держащая его за руку, едва успела отпустить её – с жутким громом божок рухнул со своего невысокого пьедестала, и его нелепая голова, треснувшись и плиты пола, отскочила от туловища. Алмаз от удара выскочил из своей глазницы и укатился под стол, в объедки, мигнув на прощание розовым огоньком. Угроза перестала светиться в нем; он стал просто красивым драгоценным камнем.
Тийна отпрянула прочь, уцепилась дрожащей рукой за стол; где-то далеко уже слышалась возня, поднятая солдатами, топот ног приближался к залу – наверное, они подспудно знали, что произошло, и Тийне виделись отчаянье и страх на их лицах. Она хотела уйти, скрыться, но что-то не давало ей сделать и шаг. Обломки божка, лежащие на полу, словно наливались мертвенным цветом, тускнели, теряли свой блеск, и Тийне казалось, что он умирает, и своей волей удерживает её рядом, чтобы солдаты застали убийцу на месте преступления.
- Нет, – прошептала она, с трудом передвигая ноги, – нет! Я сильнее тебя…
С трудом она сделала еще несколько шагов и скрылась в тени портьеры. Её била неудержимая дрожь. Странно, но почему-то ей было страшно, так страшно, что она не могла прийти в себя и не могла отвести взгляда от останков божка. Будто они и в самом деле что-то могли значить…
С грохотом и шумом в дверной проем ввалились сонки. Она не видела, не разобрала точно, кто это был, ей был слышен лишь отчаянный вопль людей, увидевших своего поверженного божка.