- Ненадолго! – ворковала Тийна, обходя кругом и пристраиваясь с другой стороны, к другому уху советника. – До моего замужества – а выйти я смогу за приезжего, и он тогда станет правителем. Все по правилам. А пока я не замужем, то…
- Кто же одобрит такое? – дрожа всем телом, произнес советник. Уши его горели. – Кто согласится, чтобы чужак сел на трон, который мы завоевали?
- А он и не сядет, – вкрадчиво пообещала Тийна. – Мы уедем в его кнент, а здесь останется Наместник – некто, кто поддержит меня в трудный час и кто окажется наиболее преданным, – намекнула она. – Нужно только уговорить Совет, чтобы то нелепое правило о женщинах-кинф, которое придумали вовсе не сонки, – она обменялась многозначительным взглядом с советником, – а пакефидцы, регейцы и кары, вычеркнули из Свода Законов. Это придумал Яр, бог, которому поклоняются наши враги. Отчего это вольные сонки должны прислушиваться к чужим богам? Мне помнится, Чиши ничего не говорил по этому поводу.
- Понимаю, – потрясенный, протянул советник. – Ты права, о, великая госпожа! Ты права! Но тогда многие правила из Свода можно просто выкинуть!
- Именно, – произнесла она. – Именно! Те правила, что мешают нам править и творить то, что так хочется. Почему мы должны уважать чужих богов? Нет уж.
- Тем более, что Первосвященника нет, – лихорадочно продолжал размышлять советник, и глаза его разгорались все ярче. – Если бы я был Первосвященником, я бы смог надавить на Совет, и он с радостью бы вырвали кое-какие страницы из своих пыльных книг…
- А потом, может статься, этот новый, умный и преданный Первосвященник мог бы остаться Наместником в Эшебии, – продолжила Тийна. – Ну так что?
… На совет, который расторопный советник собрал к полудню, Тийна готовилась очень тщательно. Так, как еще ни разу в жизни, придирчиво она выбирала одежду. Она должна была выглядеть пристойно с точки зрения сонков, а потому перед ней встала нелегкая задача – прикрыть лицо. Но если она его закроет, то это лишит её возможности очаровать тех кто будет решать судьбу трона. А если она не закроет его, тогда …
Выбросив на постель множество покрывал, Тийна перебирала их многократно, и, наконец, остановила свой выбор на полупрозрачном белом, шитом серебряными нитками. Примерив его, Тийна даже обрадовалась – эта вещь, скрывая её лицо словно нежной пеленой тумана, придавала ему вид таинственный и прекрасный, а цветок на её щеке, просвечивая сквозь ткань, был ослепительно хорош.
Из всех нарядов она выбрала длинную юбку из тяжелой жесткой ткани, которая шуршала при малейшем движении как свеженакрахмаленная простыня и блестела, как медный начищенный колокол. Это была церемониальная юбка сонской принцессы, на которой лучшие вышивальщицы золотыми нитями вышили богатый и грубый варварский узор. Тийна не любила её за её непомерную тяжесть и длину – наряд был длиннее роста Тийны примерно вдвое. У сонков свои представления о роскоши! Тийна надевала её лишь однажды, на коронацию отца, завоевавшего Эшебию. Тогда, растеряв в жестоких боях своих полководцев, Чет уловил недовольство в рядах своих солдат – поговаривали, что сонки идут в бой как бараны на закланье, и ради кого?! Чет не был сонком, и когда армия не досчиталась множества своих героев, это вспомнили все. Чтобы задобрить ропщущих, Чет придумал короноваться по обычаям сонков и велел изготовить для дочери этот наряд. Это было величественное зрелище! Тийна должна была возложить венец на голову отца, как издревле сонские принцессы даровали венцы победителям. Даже из самых дальних уголков дворцовой площади была видна её новая алая юбка, двурогий колпак с изящно выгнутыми рожками, позванивающими подвесками, и накидка, украшенная грубыми варварскими амулетами. Наряд был очень тяжел, на плечи давила тяжеленная цепь, скрепляющая массивные зажимы на плечах. Ходить в нем полагалось мелкими шажками, как бы подпинывая перед собой излишний ворох ткани, и если не делать этого, то можно просто наступить на подол и упасть.
Но сонки были в восторге, и мир был восстановлен.
С тех пор наряд пылился в её шкафу.
- Сейчас самое время вынуть его из шкафа, – процедила Тийна сквозь зубы, рассматривая себя в зеркало. Накидка, изготовленная специально для той коронации, была оторочена блестящим мехом и ярко-пурпурная, ушитая драгоценными камнями так, что жесткая, грубая, прочная ткань растягивалась, и надев её, Тийна неожиданно почувствовала то, чего тогда, пять лет назад, не чувствовала и даже не думала об этом. С восторгом и недоверием смотрела она на себя, поворачиваясь то так, то этак перед зеркалом, восторгаясь все больше грубой броской красотой наряда, и ликование переполняло её душу.
«Какое величие! – подумала она, задыхаясь от восторга. – Как величественно это платье! Что больше подчеркнет богатство и мощь, чем эта небрежность? Ведь даже самые почитаемые идолы – это всего лишь куски грубого золота, на котором еле угадываются глаза, а их чтят и им поклоняются… Зря я не надевала это раньше; теперь я сама подобна этим идолам. Драгоценности… надеть? Да! Непременно! Видят боги, я не хотела, но теперь я надену их обязательно! Пусть все видят мое великолепие и мощь, пусть все видят, что я прекрасна и величественна! Перед такой королевой легко склониться!»
Советник, появившийся в её комнате внезапно, был бледен и его шатало, словно он выпил лишнего.
- Твой отец, принцесса, – произнес он трясущимися губами. Тийна с неприязнью смотрела в его кроткое перепуганное лицо – и он еще смеет называть себя сонком! Тем, чьи предки пили кровь у еще живых врагов, тем, чьи потомки никогда не утратят свирепого нрава!
- Ну, что там? – нетерпеливо спросила она, увидев, что сам он не осмеливается рассказать то, как именно расправились с её отцом его разъяренные соплеменники. Отец мертв, уже мертв! Эта мысль заставила её трепетать и кровь быстрее побежала по жилам.
- Он мертв, – выпалил наконец советник. Зрачки в его глазах были похожи на две крохотные черные точки на бледной радужке – странно, удивилась Тийна, у него голубые глаза. – Его прирезали, когда он спал…
- Этого следовало ожидать! – насмешливо воскликнула Тийна, навешивая серьги. – Что тебя так смущает теперь, когда мы в шаге от величия и богатства? Или ты не этого хотел? Ты передумал? Может, и месть за надругательством над священным Чиши тебя не устраивает?
- О, нет, что ты, госпожа, – торопливо произнес советник, и Тийне показалось, что он испугался, что она расскажет о том, что он чем-то недоволен тем, кто убивал Чета. Неужели там все так страшно? – Только ты должна знать… Ты можешь испугаться… Они надели его голову на копье и выставили в зале, где соберется Совет. Может, тебе не ходить туда?
Тийна вздрогнула и снова глянула в зеркало. Весть о таком конце отца еще сильнее взбудоражила её кровь, и та женщина, что отражалась в зеркале, казалась ей незнакомой. Она, несчастная юродивая, не могла быть той красавицей с жестоким и отчаянно смелым сердцем, которая смотрела на неё из серебристой волшебной мути.
«Отец мертв! Больше ничто меня не сдерживает, – подумала она. – Впереди только мое, все мое! Я заставлю этот совет признать меня законной наследницей, я заставлю его забыть о том, что я просто женщина!»
- Мы пойдем туда, – ответила она спокойно. – Не бойся! Как ты собираешься выспорить свое право быть Первосвященником, если боишься простой отрезанной головы?
Советник в ужасе смотрел на нее.
- Это голова твоего отца, – напомнил он, потрясенный. Она недобро усмехнулась:
- Я помню.
Советник молча забился в угол, а Тийна продолжала наряжаться, как одержимая переворачивая все свои заветные ларцы и шкатулки, и даже те, которые до тех пор равнодушно отвергала. Прочь сомненья!
Выбранную ранее вуаль она укрепила на двурогом венце-колпаке; служанки, перепуганные, метались по покоям принцессы, отыскивая все части давно забытого церемониального наряда, и на скорую руку пришивали к колпаку маленькие золотые колокольчики.
- Коровы! – выругалась она и зло отпихнула от себя прочь служанку, когда та неловко опустила на её голову Венец, и он сполз на сторону, придав Тийне вид нелепый и незадачливый. – Эй, хватит сидеть в углу! Помоги мне! Да побыстрее – в конце концов, ты сонк, ты должен лучше меня знать, как надлежит выглядеть сонской принцессе!