Выбрать главу

И Император уперся. Нет – и все. Вот помру я, говаривал он, тогда и зовите хоть кого.

Знать, которой он давно уж не платил, собрала всех своих верных людей и покинула его замок; вассалы отреклись от него, и солдаты ушли, побросав мечи и копья. И он остался один, голенький и беззащитный. И его легко сверг нынешний Император – простой невежественный человек, который привел с собой сонков, полудикие кочевые племена, а им оплата была не так важна, как прочим людям. Они согласны были служить за еду и кров.

И вот новый Император, предводитель сонков, увидев, что дела обстоят неважно, решил таким образом поправить положение. Сначала верные сонки просто грабили принцев, и кнент, задыхающийся от голода и нищеты, вздохнул свободнее – какой заботливый Император! А потом он решил, что принцы – это маловато, надо бы поймать Дракона, и лучше всего – самку, пусть несет яйца! Но пока не получается…

- И кто же дал Императору такой умный совет? – язвительно поинтересовался я, но Кроуль по простоте душевной не заметил насмешки.

- Принцесса, дочка его, – беззлобно ответил он.

- А умная у вас принцесса, – очень злобно заметил Белый, но Кроуль опять ничего не понял.

Во дворец мы пришли, когда было уж совсем темно, хлестал дождь. Стражники, мокрые, в ржавых доспехах, брякая мокрейшими кольчугами, пропустили нас и снова забрались под навес, а мы вступили в сумрачные коридоры.

Повсюду горели факелы, потолок и стены были закопчены, каменный пол – мокрый и скользкий. Вдобавок где-то невыносимо чем-то воняло, так, что не продохнуть, и мы шли, зажав носы.

- Что это? – прогнусавил Белый. – Что так невыносимо смердит?!

- А-а, – протянул Кроуль беспечно; ему этот запах не доставлял особых неудобств. – Это пытали Дракона. Жгли ему хвост. Правда, вонючая скотина? Еще Императорами заставляют себя называть…

Интересно, а Кроуль нюхал паленую человечинку?

- Это тоже придумала ваша принцесса? – с бешенством заорал Белый, и Кроуль с недоумением глянул на него, подозревая некую недоброжелательность в его тоне.

- Конечно, – ответил он. – А кто же еще?

Мы подошли к огромным дверям, сохранившимся, наверное, еще с тех времен, когда Императорами были Драконы, Кроуль сказал что-то страже и нас впустили в замок.

Пожалуй, я ожидал большего от замка Императора, тем более древнего, но всюду было запустение и тлен; стены были мокрые и склизкие, по ним струилась вода, стекающая с прохудившейся крыши, чадили дешевым жиром факелы на зеленых от сырости стенах, да еще и эта невыносимая вонь… Хлев, а не замок!

И от Императора-завоевателя я ожидал большего, надо сказать. Я ожидал увидеть человека, отмеченного всеми пороками этой жизни: и жестокостью, и жадностью, и кровожадностью, и все зло мира должно было отражаться в его красных, как раскаленные угли, глазах. Он должен был пересчитывать жадными руками, унизанными кольцами, золото в ларцах, усмехаясь в усы, и смотреть на танцы несчастных рабынь.

Но увидел я довольно маленького, щупленького тщедушного человечка с лисьей мордочкой, с черной аккуратной бородкой, с хитрющими бегающими глазенками, которые так и просверливали нас насквозь, одетого, правда, добротно, но не по-императорски, бедненько.

- Кто эти юноши? – вкрадчиво произнес он. Кроуль поклонился:

- Странствующие рыцари, царь Чет.

- И куда же они направлялись? Э?

- Они просто путешествовали по Пакефиде, царь Чет.

Ох, боюсь, не поверил нам это странный царь, и выдали меня мои глаза. Этот царь (или Император?) пакостливо захихикал, потирая ручки. Он велел нам подать ужин, отвести нам комнату и оказать знаки внимания, достойные принцев. О как.

Нас с поклонами вывели из зала и повели по вонючему коридору в самый темный угол, словно на расстрел. Зловеще…

- А где это так воняет Драконом? – как бы невзначай спросил я. Провожатый – лопоухий, с обезьяньей челюстью, стриженный под горшок и невыносимо вонючий, – поклонился поспешно и ответил:

- В подвале, в пыточном зале.

- Ясненько, – пробурчал Белый. И нас ввели в наши апартаменты.

Должен заметить – комнатка была ничего, даже очень. Вместо стен – ковры, сплошь красивые узорные ковры, коими так славится этот край, вместо окон – складки алых и пурпурных драпировок, с кистями. На точеных колоннах тайные знаки выбиты, мебель изукрашена костью и деревом дорогим. На резном, просто кружевном столике с гнутыми ножками стоят золотые приборы и вино искрится в кувшине, а на блюде лежит здоровенный баран, запеченный с яблоками.

- Очень даже ничего, – Белый плюхнулся на подушки у стола, застеленные драгоценными шкурами, но я погрозил ему пальцем.

- Подожди, не лапай, – Белый поспешно отпихнул от себя тарелку.

- А чего шепотом-то? – тоже шепотом поинтересовался он.

- Потому что нас подслушивают.

Я чуть приподнял алый занавес у дверей, и на ковре мы увидели пару растоптанных башмаков. Грязных и мокрых башмаков, которых в этом мире много. Я что есть силы топнул каблуком по одному из этих башмаков (по тому, который мне больше не понравился, или, напротив, который понравился больше) и раздался такой сдавленный булькающий звук, словно кто-то сказал: «Уй, ё-моё!», и кто-то, хромая, прокинул помещение. Явка была провалена. Я спокойно сел к столу.

- Ночью спустимся к Дракону.

Это говорил даже не я; это говорила капля крови, подаренная Драконом. Капля благороднейшей крови. Капля, делавшая нас, людей, братьями независимо от расы и цвета кожи, и заставляющая наши глаза – карие ли, синие ли, – гореть одним, безумным зеленым цветом. И Белый понял меня без слов; и дальнейшие объяснения были просто не нужны; но план разбоя мы все же разработали – это вам не варенье тырить.

Мы сняли охранников, что подпирали нашу дверь (а их было всего-то двое. Ну да; ведь этот Чет не поинтересовался даже, как нас зовут, и, следовательно, не узнал, что Черный – самый лучший боец среди знати на всем континенте. И он разделался с охраной быстренько, устрашив её страшными глазищами.), связали и заткнули им рты, влезли в их одежку – плащ, каскетку типа тазик, наколенники, наручи (хитрый Белый хотел было взгромоздиться мне на шею, уверяя, что так мы будем похожи на немного перебравшего толстого стража, устало бредущего к себе, но я благоразумно отказался – мне достались доспехи слишком огромного и толстого воина, мне итак было невыносимо тяжело), взяли барашка (точнее. я его взял, заботливо завернув в скатерть) и пошли Дракону на выручку.

Видели бы вы это зрелище!

Ковыляющий, то и дело грохающийся о стены толстый страж (знали бы вы, как это тяжело – доспехи, да еще и чужие, да еще и большие, и баран), и волочащийся по полу жирный мерзкий сверток. Белый, делая вид, что высматривает опасность, бежал впереди и покатывался от смеха надо мной, то есть бесстыдно ржал.

Я не ржал!

Я слышал, как ты ржал!

Но со стороны все выглядело если не пристойно, то достаточно обыденно: и даже бравая охрана нас не задержала – просто наградила крепкими эпитетами, достойными данной ситуации, и мой храбрый персонаж беспрепятственно побрел дальше, волоча по полу свой трофей. Со стороны было похоже, что воин крепко надрался.

Таким манером мы дошли до подвала; у меня тряслись ноги, я сипел так, что, казалось, еще немного – и я испущу дух. У самой лестницы в подвал Белый забыл предупредить меня о ступенях, и я упал, сбив его с ног. И мы с грохотом полетели вниз, гремя, как пустое жестяное ведро. Наш жареный барашек растерял все свои жареные достоинства, был обвалян и противен, но это было уже не столь важно.

Мы вылезли из обцарапанных и помятых доспехов, в синяках и шишках, но живые. Дверь, разумеется, была заперта – а чего вы ожидали?! Все-таки, это раньше было хранилищем золота, и если самого золота там больше не осталось, то уж замок-то сохранился. И хитроумный Белый ловко вскрыл его – в далеком детстве, когда мы воровали варенье из шкафа, именно он открывал все запоры, и опыт у него был приличный. Доспехи мы кинули под дверями.

Да, это был именно подвал, когда-то служивший Драконам хранилищем их сокровищ. Это следовало и из расположения этого подземелья в замке, и из того, с каким вкусом и тщанием древние мастера украсили двери этого помещения. Но сам подвал был девственно пуст – именно такое сравнение приходило мне в голову, когда я увидел выскобленный дочиста пол, каждый отмытый камешек. Наверное, когда пришли трудные времена, тут даже песок и пыль просеивали, выискивая драгоценные крупицы.