21 января
Новая арена в Мытищах открылась два месяца назад, в ноябре. Это красивый ледовый дворец в североамериканском стиле, с ложами, огромным видеоклубом и рестораном. Сегодня Геннадий Величкин и его жена Надя пригласили нас на ужин, вместе с нашим переводчиком Игорем и московским водителем Романом. По дороге мы проезжали один массивный квартал за другим, застроенные огромными современными «гигантскими» домами. Точно как в каком-нибудь городе Эн-сити, США.
Нам понравился ресторан, потому что напомнил нам о нашем доме на берегу озера в Саскачеване, своей обшивкой из сосны и мерцающими огнями. Внутри он был украшен чучелами голов лося, зубра, марала и оленя. В меню было много традиционных русских блюд, которые мы никогда прежде не пробовали. Там был огромный стол с закусками, которые любой мог попробовать. Затем мы заказали основные блюда из меню. Они настояли на том, чтобы заказать черную икру, которой, конечно, Россия знаменита. Мы с Линдой, так и не воспитав у себя вкус к таким изыскам, смотрели друг на друга в смятении, когда на наш стол подавали эту дорогую еду в огромных количествах. Мы не хотели показаться невежливыми, поэтому оба попробовали немного ложками, а затем взяли по большому куску черного хлеба и намазали на них немного икры с одной тарелки. Потом, когда никто не видел, Линда тайком положила их на пол рядом с собой. Остальное она завернула в какую-то салфетку и засунула в пару носков, которые она носит в своей сумке. Когда мы вернулись в гостиницу, она спустила все это в унитаз. Мы посмотрели друг на друга, как два нашкодивших ребенка, и от души рассмеялись.
22 января
Проведение матча всех звезд — явление в России новое, но имеющее одну общую с энхаэловским эквивалентом черту: отсутствие борьбы. Фактически, это возвеличенный вариант игры в шинни (вид хоккея с упрощенными правилами — прим. пер.), и хотя я мало что могу поделать с этим, чувствую себя не очень уютно. Эти хоккеисты попали на этот матч, потому что они — сливки общества, но то, что обычно проходит под видом матча всех звезд, редко когда имеет что-либо общее с основными элементами хоккея. Вместе с тренером Лады Петром Воробьевым мы — тренеры команды Востока. Петр совсем мало говорит по-английски, и я совсем мало говорю по-русски. На протяжении всего первого периода я взгляну вдоль скамейки на него, он взглянет вдоль скамейки на меня. Затем мы оба глядим в потолок. Через некоторое время опять: я на него, он на меня, и оба в потолок. Мы не обменивались словами, но уверен — мы сообщали друг другу свое разочарование происходящим на площадке. В конце периода я говорю переводчику: «Спросите Петра, прямо сейчас, что он думает об этой игре». Петр ответил что-то про «анти-хоккей». Я говорю: «Скажите ему, что я такого же мнения,» — добавив, «не собираюсь критиковать, но попрошу ребят выдать чуть побольше хоккея».
Перед матчем я попросил Дмитрия Юшкевича выступить в качестве моего переводчика. Поэтому он был рядом со мной, когда я сказал: «Парни, я понимаю — это матч всех звезд, через три дня мы вернемся к тяжелой работе и матчам регулярного чемпионата. Но в лиге мы играем вот на таком уровне» — я поднял свою руку к подбородку — «а сейчас мы играем вот на таком» — и я опустил руку почти до пола. «Я не жду от вас игры на таком же уровне, но жду где-то на уровне посередине. Люди хотят увидеть хоккей. Поэтому я прошу вас кататься быстрее, пасовать резче, бросать шайбу, не затягивать смены. Я не прошу вас блокировать броски и никогда не попрошу от вас силовой борьбы, потому что не этого мы сейчас ждем. Но мы хотим от вас быть вот здесь — в середине». Краем глаза вижу, как Воробьев кивает головой и поднимает большой палец вверх. После этого мы вышли и показали что-то, более близкое к хоккею. Не знаю, говорили ли тренеры Запада что-либо своим хоккеистам, но, поскольку мы заиграли по-другому, они — тоже, и в целом это стало более-менеее похоже на хоккей.
23 января
Снова в Большом M, в 37-градусный мороз мы с Линдой добросовестно идем кормить собак. Мы договаривались с Александром, сыном Игоря, что он присмотрит за ними, пока мы в отъезде. Но дело в том, что нам искренне нравится делать это. Мы знаем, что вносим (положительные) изменения в их жизни, потому что в такой холод им пришлось бы тратить большую часть энергии на добывание корма. Мы очень привязались к ним, и даже дали им клички. Первая собака стала Леди; еще одна собака — Блэки (чернушка); маленького шустрого песика с подбитой лапой мы называем Hopalong (попрыгунчик) или Pegleg (культя); еще один пес — Scruffy (лохмач), что метко характеризует его вид. Узнав, что мы попросили одного из работников ледового дворца построить нормальную собачью конуру, наша семья посчитала, что мы перебрали. Я попытался заплатить этому человеку за работу, но он ничего от меня не принял, и тогда я купил ему ледовый бур. Я знаю, что он рыбак — многие здесь рыбачат, для хобби и для стола — а зимой, когда река покрывается льдом, необходим бур для сверления лунок во льду. Мы поставили конуру в стороне от дороги, откуда, мы надеемся, никто ее не стащит.
28 января
Я принес домой, для Линды, несколько номеров англоязычной газеты Moscow Times. Нам обоим не хватает возможности ежедневно читать газету. У нас есть высокоскоростной Интернет, но, наверное, я старомодный человек — он не может заменить мне удовольствия сесть и прочитать газету от первой до последней страницы.
Снова газета констатирует ошеломляющий размах коррупции в России. Каждый день происходит новый скандал с взятками, затрагивающий политические фигуры страны, многие из которых, похоже, ищут, кто предложит им наивысшую цену за их влияние. Я не знаю, что более удивительно — тот факт, что это происходит, похоже, в гигантских масштабах, или коллективное безразличие к очередному примеру продажного должностного лица. Это такой факт российской жизни, что, похоже, все смирились с этим.
31 января
В домашней игре с Химиком мы смогли одержать одну из наших важнейших побед в сезоне — 5–2 после того, как в начале третьего периода мы уступали 1–2. И мы не то, что просто забили четыре гола залпом. Мы играли страстно, и наша силовая манера игры стала одним из факторов победы. Мы не полагались исключительно на класс. Я не уверен, что мог бы сказать это про нашу команду раньше.
Что-то изменилось после того, как мы взяли Илью Воробьева из Лады. Это невозможно понять из статистики, потому что Воробьев не является снайпером, но с его приходом мы приобрели нечто, чего нам не хватало. Он — тот, кого называют «грязным» игроком. У меня в Калгари был игрок такого же плана, по имени Ронни Стерн. Когда у Воробьева отбираешь шайбу, так просто это не заканчивается. Пока отъезжаешь от этого парня, обязательно что-нибудь от него да получишь. Помимо ругательства последует и что- то вроде удара битой. Он тебя не уважает. Может ткнуть крагой в лицо. Этого у нас не было. Нам требовалось больше жесткости. В ноябре, когда у нас появилась возможность получить Воробьева, я сказал: «Берем». Он блокирует удары по воротам. Он делает все, что нам требуется. Он изменил нашу команду, и, я уверен, это во многом связано с тем фактом, что его отец — тренер.
Когда наблюдаешь за командой его отца — Ладой — во время предматчевой раскатки, задаешься вопросом: что от них осталось? Когда у этой команды кончится бензин? А они все сражаются. Такая молодежь, господи, а ведь как упорно бьются! И они ведь входят в зону плэй-офф, с фактически новой командой, созданной в ноябре. У меня нет ни малейших сомнений, что Петр Воробьев — великий тренер. Бог ты мой, он крут. Он никогда не разговаривает со своими парнями на скамейке. Когда он подходит к игроку, то не для того, чтобы похлопать парня по спине. А для того, чтобы научить его чему-то. Поэтому сын играет так, как научил отец, и в его лице контраст и дополнение к нашей команде — потрясающие.
Я узнал немного про Илью с тех пор, как он приехал к нам. Его семья весь год живет в Испании, а он ездит к ним в течение сезона, когда позволяет расписание игр. Он — русский, но с немецким паспортом, поэтому технически является легионером. Я поинтересовался, как русский может быть легионером в своей стране. Мне рассказали, что, когда он поехал играть в Германию, как-то сумел получить немецкий паспорт, поэтому сейчас, когда снова приехал в Россию, он вынужден играть как легионер. Он сам и его жена говорят на четырех языках, включая английский, ему удалось легко вписаться в нашу команду. Он — победитель, и такого бойцовского характера люди нужны в команде, чтобы иметь шансы, когда придет время плэй-офф.