— Ну а если нас действительно поймают, что тогда? — снова спросил я. — Я не говорю о копах. Я говорю о твоем дяде или еще о ком-нибудь другом, кто занимается дерьмом, о котором мы сейчас говорим. Они жестокие люди. Ужасные люди. Они не будут сюсюкаться.
И я узнал это на собственной шкуре. Не один вооруженный до зубов дилер побывал в нашем доме, требуя денег. Мама всегда возвращала свои долги, закрываясь с ними в спальне.
Может, этот парень и продумал все только ради прикола, но чем больше я об этом размышлял, тем лучше это звучало. Жить жизнью и не отвечать ни перед кем. Жизнью, где нет места страху, что кто-то может причинить боль мне или этому мелкому стиляге, по виду которого можно сказать, что в прошлом ему досталось немало.
Идея того, что я вырасту, будучи хозяином самому себе, таким, которому люди не захотят перейти дорогу, становилась все более и более привлекательной, пока проносилась в моем мозгу и посеялась там, где мне не хватало чего-то, о чем говорили школьные психологи, словно «твердое чувство хорошего и плохого». Но именно они и ошибались. Не то чтобы я не чувствовал разницу.
Меня это просто не заботило.
Потому что подобное случается, когда у тебя нет чего-то, о чем нужно заботиться.
Если я действительно собирался воспринимать этого мальца всерьез, то мне нужно было знать, что он не удерет, когда ситуация зайдет в тупик. Мне было необходимо удостовериться, что он настроен так же серьезно, как и я, поэтому спросил:
— Что будет на самом деле, если кто-то встанет на нашем пути? Влезет в наши дела? В наши планы?
Преппи зажал свой маркер губами, покрывшиеся коркой из засохшей крови. Глубоко задумавшись, Преппи мгновение пялился поверх моей головы. Затем он пожал плечами и посмотрел прямо мне в глаза:
— Мы убьем их.
ГЛАВА 1.
В день, когда вышел из тюрьмы, я делал татуировку киски на киске. Животного на женской интимной части тела.
Кошку на пиз*е.
Нахрен смешно.
С вечеринки этажом ниже, что проходила в честь моего возвращения домой, грохотала музыка, от тяжелого бита которой вибрировали стены моей самодельной тату-мастерской. Дверь содрогалась, будто кто-то ритмично стучал в нее, пытаясь выбить. Рисунки флуоресцентным баллончиком и светящиеся постеры покрывали стены моей мастерской от пола до потолка, бросая слабый свет на все, что находилось внутри.
Маленькая темноволосая сучка, над которой я работал, стонала так, словно кончала. Уверен, она бы с удовольствием кончила, потому что татуировка прямо над клитором не принесет ничего, кроме гребаной боли.
Пока пребывал за решеткой, на несколько часов татуировки были моим единственным спасением, потому что, набивая их, я находил тот маленький уголок моей жизни, где не было херни, с которой изо дня в день мне приходилось иметь дело.
Раньше, когда я попадал в тюрьму на небольшие сроки, первое, что было у меня на уме, — это киски и вечеринки. Выйдя в этот раз, я взялся за свой тату-пистолет, но он не был тем же. Мне не удавалось достичь того самого облегчения, как бы сильно я ни старался. Не помогало и то, что приходившие ко мне люди просили о тупейших татуировках.
Логотипы футбольных команд, цитаты из книг, которых они, вы знаете, никогда не читали; бандиты, подражающие гангстерам, желали тату слезы на лице. В тюрьме слеза на лице означает, что ты забрал чью-то жизнь. Некоторые мелкие сучки, захотевшие такое тату, выглядели так, словно не смогли бы и на таракана наступить, не забившись в углу и не позвав мамочку.
Но с учетом того, что большинство моих клиентов платили услугами и являлись в основном байкерами, стриптизершами, а иногда богатенькими детишками, по ошибке оказавшимися не на той стороне дамбы, наверное, мне стоило понизить планку моих ожиданий.
Но, опять-таки, было приятно оказаться дома. В действительности было приятно оказаться в любом месте, лишь бы не быть там, где пахнет рвотой и пустым прожиганием жизни.
Моя собственная жизнь двигалась вперед на полной скорости с того самого дня, когда я встретил Преппи. Мне нравилось жить вне закона. Я питался страхом в глазах тех, кто перешел мне дорогу.
Единственное, о чем я когда-либо жалел, — это то, что попался.
Не будучи в тюрьме, я проводил практически каждый день из своих двадцати семи лет, которые хожу по земле, в Логанс-Бич, сраном маленьком городке на побережье залива Флориды. В месте, где жители по другую сторону дамбы жили исключительно для удовлетворения желаний богатых, обитающих в своих роскошных квартирах в небоскрёбах и особняках. Трейлерные парки и захудалые дома находились менее чем в миле от уровня богатства и роскоши, для достижения которых понадобится целое поколение.