На следующий день, однако, восторги начали стихать — к нашему с Крезом облегчению, ибо терпеть их мы были уже не в силах.
Потом в разных местах наших тел появились странные красные припухлости. Крез пожаловался на них Хозяйке, решив попробовать вызвать сочувствие, и заодно пару лишних бутылок кира. Но в результате мы оба заработали по дозе антибиотиков, а вечером пришел местный врач и, ворча под нос "чертовы любители", начал выковыривать из нас живых и дохлых паразитов.
Пока мы приходили в себя, наша слава достигла других анклавов, и к нам потянулись более серьезные люди, чем пляжные бичи.
Первым из них был бледный мужчина с потным лысым лицом. Как он умудрялся сохранять в этом знойном климате такой цвет кожи — цвет вареной курицы — для меня было интригующей загадкой.
Печально стирая с лица бесконечный пот, он поведал нам свою грустную историю — ему, оказывается, тоже надо было найти вездеход, который неделю назад угнали у него какие-то пьяные туристы. Туристы пропали вместе с вездеходом, но их судьба волновала его гораздо меньше, чем судьба его движимого имущества.
— Старенький "баркли", — жаловался он, — на нем еще мой дедушка возил мою бабушку любоваться закатами. Он дорог мне, как семейная реликвия.
— Наверное, эта реликвия не так уж далеко ушла, — сварливо заметил Крез. — Может, есть смысл поискать ее где-то поблизости?
Бледный хмыкнул, на его лице появилось выражение превосходства.
— "Реликвия"… — повторил он. — Я поставил на него двухсотые дизеры и аккумулятор от блюдца. Ты не представляешь себе, какой это был… зверь.
Сказав "был", он запнулся и задумался.
— Не "был", он есть. Я думаю. Он где-то там, в джунглях, бедняга, стоит и ржавеет, брошенный этими уродами.
— А кости их белеют где-нибудь неподалеку, — в тон продолжил я, ибо был счастлив и пьян.
Перед моими глазами ярко встала картинка — белые кости, сверкающие в лучах солнца на фоне дремучих джунглей. Я хлебнул еще уауау.
— Я уверен, что они бросили его и ушли, — резко возразил он. — Я знаю этот тип людей. Они думают только о себе.
Я не стал спорить. Образ старенького "баркли", наделенного двухсотсильными дизерами и одиноко ржавеющего в джунглях, пришелся мне по душе. Пожалуй, я был непрочь найти его — хотя бы для того, чтобы разок прокатиться на нем.
— Хорошо, — подытожил я. — Мы попробуем найти его. Что ты предложишь нам за это?
Бледный уныло начал тереть нос. Похоже, дела его шли не лучшим образом.
— У меня есть много интересных штук, — прогундел он наконец. — У меня долго была база разных чудаков с материка — археологи, биологи, этнологи. Вечно голодные, а денег нет. Они расплачивались со мной за продукты находками. Конечно, поначалу они старались подсунуть мне всякий хлам.
Его глаза злобно блеснули, но он тут же успокоился и продолжил уныло тереть свой нос.
— Но потом я разобрался. Вот только продать здесь это некому. Одно нищее жулье.
— Мне надо взглянуть, — быстро уточнил я.
Возможно, слишком быстро. Он цепко посмотрел на меня и явно разглядел в моих глазах интерес.
— Э, — запоздало начал Крез, — вообще я предпочитаю наличные.
Я пнул его под столом ногой. И это движение, к сожалению, тоже не осталось незамеченным бледным бичарой.
Он грустно усмехнулся.
— Не беспокойтесь, это выгодное предложение. Я все равно продажей заниматься не буду. На материке вы выручите за это много денег.
Тэйша любезно согласилась подбросить нас в район, где предположительно резвились проклятые туристы — недостроенный санаторий, облюбованный кучей всяких интересных для фотографирования гадов. Едва забравшись к ней в кабину, я с запоздалым испугом понял причину этой любезности.
Второе пассажирское сидение спереди было занято каким-то агрегатом. Судя по его виду, Тэйша прикрутила его только для того, чтобы оставить на первом сидении как можно меньше места.
Масляно улыбающийся Крез полез было к ней.
— Крез, ты садись на второе сиденье, ты слишком большой, — резко уточнила Тэйша, и масляно улыбнулась мне.
Что делать — пришлось мне, масляно улыбаясь, влезть между ней и агрегатом, и весь скачущий путь терпеть то жар ее железного бедра, то жар ее железного плеча, то жар ее обжигающих взглядов, то жар ее обжигающего томного дыхания, то жар от перегревшегося двигателя.
К концу нашего маршрута я совершенно обалдел от этой высокотемпературной обработки, а Тэйша потеряла остатки приличия и уже совершенно не могла сдерживать себя.
Спасая свою гордость, Крез первым выскочил наверх через люк, и мы остались с ней вдвоем. Я отчетливо вспомнил, как размножаются пауки червеяды — самка гораздо крупнее самца, и после копуляции занимается варварским каннибализмом, который самец стоически терпит ради будущего потомства.
Нечто подобное произошло и между нами.
Наконец насытившаяся Тэйша с сожалением выпустила меня из своих объятий, и я выскользнул вслед за Крезом на крышу.
— О Боже, как тут хорошо! — не в силах сдерживаться, прошептал я, подставляя мокрое от пота, измятое лицо свежему ветру.
Крез с кислой завистью покосился на меня.
— Я думал, тебе там было хорошо. А здесь просто ветерок.
Устыдившись своих эмоций, я спрыгнул с вездехода на землю, неуклюже подвернул ногу на какой-то кочке и свалился набок.
Тэйша прощально просигналила гудком, как печальная слониха. Я обернулся и увидел ее жгучие черные глаза, и меня чуть не вырвало. Двигатель вездехода взревел, легко развернул его, и машина исчезла среди разлетающихся в разные стороны пальм.
Мы снова были вдвоем среди джунглей. Увидев снова всех этих тварей, я задрожал при мысли о скальпеле хирурга и шприцах с антибиотиками и начал шарахаться от каждого живого существа. Но надолго меня не хватило, ибо живых существ здесь было более чем предостаточно. Вскоре аккумуляторы снова сдохли, и я открыл забрало и пошел вперед, успокаивая ноющий страх периодическими глотками из фляжки.
И благодаря этому вскоре в моей груди воцарилось безбашенное спокойствие.
С помощью компаса мы вышли в начало ущелья, которое, спускаясь, должно было привести нас к санаторию. Наслаждаясь спуском вниз по заросшему цветущими кустами лесу, я время от времени смотрел наверх, где над нашими головами вырастали стены ущелья.
Вскоре мы оказались в душной тени, пропитанной испарениями. Под ногами начало чавкать, от цианидных комаров было не протолкнуться.
С каждым новым шагом мы все сильнее сомневались, что в конце этого пути может быть санаторий — в таком гадюшнике жить было невозможно, ни туристам, ни даже до зубов вооруженным спецназовцам. Однако вскоре из-под ног вырвалась небольшая речка, берега ушли в стороны и высохли, и над расширяющейся на глазах гладью русла засияло солнце.
За поворотом реки оказалось устье, открывшее широкую панораму морского побережья. На его краю стоял огромный небоскреб, обросший лианами и деревьями. Вокруг него тянулся сплошной каменный забор в рост человека высотой.
Я остановился в раздумьях.
— План действий? — спросил Крез, пользуясь паузой, чтобы закурить уизон.
— Надо залезть на крышу оттуда посмотреть на окрестности. Может, он стоит где-нибудь на видном месте.
За широкими воротами в заборе стоял проржавевший от времени грузовик. В его кузове лежал аккуратно уложенный ряд строительных блоков.
Что-то тут было нечисто.
Крез равнодушно обогнул грузовик и вошел в территорию стройки, видимо радуясь тому, что под ногами теперь был ровно утрамбованный гравий.
А меня как раз это и напрягло. Грузовик уже проржавел насквозь, а трава на площадке не растет, как будто щебенку только что насыпали.
Поравнявшись с аккуратной, безумно свежей одноэтажкой контрольного пункта, мы подошли к зданию и увидели потоки больших коричневых термитов с блестящими панцирями, деловито бежавших к зданию и от него.