Приняв решение, я заставила себя закончить трапезу, после которой раз и навсегда собиралась разобраться с подвалом. На самом деле, если уж я собиралась сесть на вынужденную диету, то вообще незачем было пользоваться этим отвратительным местом.
Я разделаю все и разложу в аккуратные упаковки, убедившись, что удалила все кости, чтобы сэкономить место, а затем подниму морозильную камеру сюда. Закрою подвал крепким замком и передвину сюда кухонный холодильник, чтобы закрыть вход.
С глаз долой, из сердца вон.
Я перестану заниматься сексом и буду потреблять минимум живой плоти и крови, только чтобы выжить. Вступлю в одну из этих групп анонимных сексоголиков.
Я собиралась стать хорошей, черт возьми.
Вымыв и высушив тарелки, и убрав их, я разделась в последний раз, чтобы спуститься в подвал. В моих намерениях было быстро и чисто разделать мясо-из-подвала, не тратя больше времени на игры с едой, все рассортировать, и тогда все будет кончено.
Довольная тем, что приняла такое разумное решение, я открыла дверь и направилась вниз.
А потом мясо-из-подвала все испортило.
21. Рич
После того, как Кэсси оставила меня одного в этой промозглой комнате с магнитофоном, мне пришла в голову одна мысль. Моя госпожа, вероятно, устала после своих трудов. Что я мог сделать, чтобы облегчить ее бремя?
Я приостановил запись, пока мои мысли блуждали в поисках решения.
Она обещала обратить меня. Но разве заставить ее снова вскрыть запястье, чтобы я мог испить ее нектара, не станет для нее еще одним бременем? Станет. Еще как станет. А я не хотел ее беспокоить.
Глядя на морозильную камеру, я представил, как останки Хэма уставились на меня изнутри своими отверстиями в голове.
Кэсси обратила его. Его кровь - то немногое, что от него осталось, - теперь была кровью нестареющего. Как бы ни противно это было, но я, несомненно, мог бы обратиться, выпив его кровь так же, как и кровь моей госпожи. Как только эта мысль пришла мне в голову, я понял, что должен это сделать.
Она будет так довольна. Будет гордиться мной, что я догадался, как сделать так, чтобы ей не пришлось испытывать дискомфорт и мучиться, обращая меня.
В нетерпении я прополз по полу, терпя волны боли, пронизывающие мое изувеченное тело, как знак гордости за то, что я терплю это ради нее. Волоча ноги, постанывая и посмеиваясь над своей сообразительностью, я тащил свое безвольное тело по полу так быстро, как только мог, к морозильной камере и окровавленному трупу, который лежал внутри.
Когда я добрался до морозилки, передо мной встала самая сложная задача. Чтобы получить доступ к телу внутри, я должен был встать. На моих раздробленных лодыжках. Но ведь это было ради нее. Ради нас.
Прикусив губу так сильно, что пошла кровь, я подтянулся одной здоровой рукой, стараясь как можно меньше веса переносить на свои вопящие от боли ноги. Опираясь на одну руку, другой я поднял крышку. Прислонив ее к стене, я навалился на камеру и сел на край, наконец-то освободив от мучений свои нижние конечности.
Я остановился и на мгновение уставился на сочащееся, разорванное в клочья месиво, которое когда-то было человеком. Нестареющее сердце, несмотря на свою непостижимую силу, остановилось, когда просто не осталось достаточно крови, чтобы перекачивать ее по в истощенным артериям и венам.
Практически опустошенным.
Но не полностью.
В них оставалось немного крови, все еще, надеюсь, достаточно свежей и наполненной нестареющей силой, ожидающей меня.
- Спасибо, Хэм.
Я не шутил.
Затем со стоном восторга я протянул руку и вытащил его. Он был легким, как кукла. Я усадил его к себе на колени, а затем зарылся лицом в остатки его шеи и начала лакать, чавкать и сосать. Сладковато-медный вкус послал через меня волны успокаивающего удовольствия. Боль в некоторых моих ранах начала стихать.
Чем больше я брал, тем больше мне хотелось. Когда я не смог извлечь много из шеи, я начал двигать головой по всему телу, грызя и жуя кусочки плоти, жадно выискивая нетронутые вены и артерии, чтобы утолить свою растущую жажду.
Мой разум начал проясняться по мере того, как силы возвращались в мои конечности. Когда окутывающий меня туман рассеялся, я начал осознавать многие вещи, первой из которых было то, что я чертовски голоден. Я начал отрывать куски кожи и плоти от Хэма, и проглатывать их, едва пережевывая. Я некоторое время трудился над трупом, но этого было недостаточно, чтобы насытить меня. Он был сплошь кожа да кости, от него почти ничего не осталось после нескольких месяцев, проведенных в подвале Кэсси.