— А классический репертуар ты для нее не рассматриваешь? — все еще недоверчиво спросил я. В том, что Волнистый беспредельно обожает свою жену, я не сомневался, но до сих пор не мог взять в толк, почему он прицепился именно к моему сценарию — возможно, и имеющему свои достоинства, но при этом довольно сумбурному, наигранному, подражательному, даже отчасти вымученному. Я же помню, как я его сочинял, — под конец буквально заставлял себя. Коли уж, мол, начал, надобно закончить. Потом, правда, перечитал все полностью и даже удивился: совсем не так плохо получилось, как казалось в процессе. Но и ничего выдающегося, прямо скажем. Меня так и подмывало спросить у восхищающегося Волнистого, до конца ли он понял все, что я там понаписал? Потому что сам я, например, даже и не взялся бы пересказать сюжет собственного сценария…
За этими мыслями я и не услышал половины объяснений Волнистого насчет того, почему он не видит свою Варю в классическом репертуаре:
— …Сколько можно все это играть — то на театре, а теперь и в кино! По тому же Чехову хоть один был фильм хороший?
— У Хейфица вроде нормальные, — вставил я с таким видом, будто внимательно слушал его последний пламенный спич.
— Чушь! — отмахнулся Волнистый. — Вообще Хейфиц без Зархи испортился.
— Как и Зархи без него, — добавил я — и оба мы злорадно заржали.
— Ну вот «Анну Каренину» его ты же видел? — вспомнил Волнистый. — Тоже ерунда! И я это не из зависти говорю — у меня бы такая же ерунда вышла. И у тебя. Потому что это набило оскомину — ну ни к чему сегодня экранизировать то, что все и так читали! Это уже бессмыслица полная, а не кино. Кино должно быть на современные темы, по оригинальным сценариям — это вот мое твердое убеждение. И я бы хотел, чтобы Варя только в таких фильмах играла — неважно, у меня или у других. Сыграй она, скажем, очередную бесприданницу или даму с собачкой, на такое просто никто не пойдет. Хотя Варя и с такими ролями справится на ять, будь покоен! Но никто не увидит, не оценит. Зритель скажет: очередное иллюстрирование литературы вместо нормального фильма…
Я вдавил окурок в пепельницу.
— Может, ты и прав. Но все равно успешные примеры можно найти, если об экранизациях классики говорить. Режиссерские большие удачи тут и впрямь трудно вспомнить, но актерские точно были… Из Одри Хепбёрн, я считаю, вышла дивная Наташа Ростова.
— Что ты прицепился с этой своей… буржуазкой? — неожиданно взорвался Волнистый.
Я рассмеялся:
— Почему буржуазкой? Потому что актриса из капстраны?
— Потому что типичная мещанка из капстраны! — безапелляционно заявил Волнистый. — И вообще, Савельева мне в этой роли больше нравится, — добавил он.
— Да, и она недурна, — согласился я. — При том что такой же примерно типаж… А Варвару свою ты бы как описал? Может, похожа на кого-нибудь? Хоть отдаленно…
— Ни на кого, — серьезно заявил Волнистый, смотря на меня уже протрезвевшими, как мне показалось, глазами. — Даже отдаленно. Она просто лучше всех.
7
Когда следующим утром я пришел на студию, то первым делом попросил свою «правую руку» — второго режиссера, первого ассистента, и вообще, незаменимого помощника Веру — отнести сценарий директору «Мосфильма» Сурину.
Вера в недоумении приняла из моих рук папку:
— Ты все-таки хочешь это ставить?
Я вскинул на нее глаза и с легким недовольством спросил:
— А что такое?
Вера замялась было, но тут же глубоко вдохнула и решительно сказала:
— Аркадий, это неудачный сценарий.
Почему-то ее мнение — к которому я всегда прислушивался — не вызвало у меня никакого огорчения и даже, наоборот, пробудило какую-то азартную радость.
— Кто тебе это сказал? — еле сдерживая смех, поинтересовался я.
Вера оскорбилась:
— У меня и своя голова есть на плечах.
— Значит, это твое личное мнение?
— Да. Но ты, конечно, и сам считаешь так же.
— Я? Вовсе нет. С чего ты взяла?
— Потому что… — Вера запнулась, — потому что я знаю тебя лучше, чем ты сам.
Вся моя радость куда-то улетучилась. Я вновь подумал о том, о чем старался никогда не думать. Я избегал этих мыслей, а если они все-таки возникали, старался уверить себя, что это все нелепые домыслы. Но хотя бы раз в день Вера обязательно говорила или делала что-то такое, от чего я моментально приходил в неуютное замешательство. Я почти боялся этих моментов.