Неореализм до сегодняшнего дня не утратил своего значения ни как опыт, ни как поэтика. Необходимо встать на те же позиции, на которых мы стояли тогда, но в отношении, повторяю, событий и проблем, актуальных сегодня. Да, мы вновь возвращаемся к одному и тому же: говорим о проблемах. Это может показаться банальным, но это совсем не так, ибо необходимость говорить о проб лемах до сих пор многих пугает. Во всяком случае, проб лемность — это единственное, что придает жизненную силу неореализму.
— Одним словом, ты хотел бы, чтобы неореализм приспособился к новым условиям, стал более диалек тичным?
— Я говорю скорее о реализме, чем о неореализме. Мы должны занять определенную моральную позицию перед лицом событий, перед жизнью: короче говоря, такую позицию, которая позволяла бы нам взглянуть ясным и критическим взглядом на общество, увидеть его таким, каково оно сегодня, и рассказать о событиях, в нем проис ходящих. Неореализм — термин, придуманный в те време на, когда мы рвали с прежним кино — а ты знаешь, что оно собой представляло, — и стремились к обновлению. Но мы развивали темы, которые считали необходимым развивать, под таким углом зрения, который неизменно был характерен для художника-реалиста.
— Значит, ты полагаешь, что «неореализм», или «пос левоенный итальянский реализм», родился в результате полемики?
— Несомненно, наш реализм явился прежде всего ре акцией на натурализм, на веризм, которые шли к нам из Франции и которые мы отчасти восприняли. Когда же мы приобрели человеческий и социальный опыт, такой, как война, Сопротивление, то, с одной стороны, избавились от этой шелухи, а с другой — почти невольно стали смотреть на факты с тех моральных позиций, о которых я уже гово рил, — это позволило нам запечатлевать факты с абсолют ной правдивостью. А правда — это нечто совершенно другое, чем веризм.
— Но на этом пути не было причин останавливаться. Ты говоришь о моральной позиции. Ты считаешь, что итальянское кино ее ныне утрачивает?
— Сейчас рождается новый натурализм — некий «нео эротизм», если необходимо давать какие-то определе ния. Часто неверно говорят, что принципы неореализма живы и неизменны. В действительности же некоторые способные ремесленники поддерживали кинематографи ческий товар на уровне некого внешнего реализма, доводя его до крайнего, негативного предела.
Как я уже имел случай заметить, существуют два опасных течения. «Розовое» течение — сельские и городские комедийки, сделанные без всяких усилий с целью чистого развлечения. Кроме того, существует целая группа роизведений, которые на первый взгляд могут показаться глубокими и обдуманными, — я бы назвал это течение «неоэротическим»; оно мне кажется таким же опасным, каким был французский натурализм в его крайних проявлениях. Я не хочу называть имена, но нет сомнений: за исключением Ренуара, многие тяготели к этой манере, ведущей в тупик. И мне кажется, что ныне в Италии идут по такому же пути и это опасный путь также и потому, что может скоро перестать нравиться зрителям. Я мог бы привести очень свежие примеры, но ты ведь понимаешь, что я имею в виду...
— Ты намекаешь, по-моему, на «Бурную ночь»2...
— Вот именно. «Бурная ночь» мне кажется опасным примером этой тенденции. Кроме того, фильм пустой и, в сущности, в нем нет смелости. Во Франции, а также и в Италии натуралистическое кино все же иногда знало моменты протеста и смелости. Здесь же боязнь смелости и весь нонконформизм ограничивается слегка извращен ческими, двусмысленными намеками, которые даже могут служить средством привлечь зрителя. Но у меня такое впечатление, что зрителям это быстро надоест.
— Твое столь категорическое суждение распространя ется также и на прозу Пазолини?
— Я вовсе не хочу говорить о Пазолини: проза Пазоли ни может явиться толчком к созданию весьма серьезных фильмов. Но использовать произведения Пазолини как предлог для создания двусмысленных фильмов мне кажет ся весьма опасным делом.
— Эту опасность, если я не ошибаюсь, ты видишь прежде всего для молодых? Ты не веришь в новые кадры кино?
—Молодые? Да молодых и нет. А почему? Молодое поколение не прошло той эволюции, которую проделали мы, пройдя через войну, Сопротивление, опыт фашизма. Эта эволюция привела нас к тому, что мы ощутили потреб ность что-то сказать. Нынешнее же поколение молодых какую эволюцию проделало? У них нет стимула. Группа молодых, сформировавшаяся на волне неореализма, — Мазелли3, Понтекорво4, Рози5 — связана с нами, «старика ми», они еще входят в нашу группу. Но самым молодым, по-моему, совершенно не о чем сказать. Они забавляются со съемочными камерами. Какие проблемы их интересуют?