— Я сожалею, мистер Баррингтон, — я просто лучилась от радости — мои слова никак не подходили к чувствам, мною испытываемым. — Но мое сердце уже занято.
— Габриэлла, Стефан не тот мужчина, который вам нужен. Вы достойны самого лучшего.
— И это вы? Вы считает себя самым лучшим?
— Я могу вам по пунктам перечислить преимущества нашего союза.
На балкон стали выходить пары. Это нас немного отвлекло от разговора. В отличие от особняка Ирвина, где балкон полностью опоясывал дом по периметру, этот хотя и был большим, но выходил только на одну сторону здания, поэтому все, находящиеся здесь, были в зоне видимости друг друга. Теодор это понял, поэтому опустив обе руки на перила, он попытался зажать меня в кольцо.
— Не надо так делать, — тихо прошипела я, не собираясь привлекать к себе внимание. На нас уже косились любопытные. — Отойдите на приличное расстояние, иначе завтра весь город будет свидетелем новой сплетни.
— В ваших силах превратить эти сплетни в реальность. В прекрасную реальность.
Мне стал надоедать этот бесполезный разговор. Я попыталась освободиться и из захвата, и от общества Теодора Баррингтона.
— Вы мне не ответили.
— Я вам все сказала, — помимо моей воли, голос прозвучал громче и яростнее, чем требовалось.
— Мистер Баррингтон, оставьте даму в покое, — прозвучал холодный голос из — за спины Теодора, которая заслонила мне весь обзор.
Баррингтон тут же резво отпрянул в сторону, потому что голос говорившего принадлежал мистеру Ирвину Брайсу.
ГЛАВА 36
Он стоял за спиной киномагната и холодно смотрел на наши шевеления. Баррингтон сразу принялся оправдываться:
— Мы просто разговаривали, мистер Брайс. Сегодня мы устно договорились с мистером Голденом о переходе его группы в наш медиахолдинг, и я хотел обсудить…
— Если у вас все так удачно складывается, при чем тут мисс Вареску? Насколько я знаю, ваше желание поспособствовать молодому талантливому режиссеру было абсолютно бескорыстным и добровольным? Мисс Вареску вам ничего не должна.
— Спасибо, Ирвин, — разлепила я, наконец, губы. — Так это тебя должен благодарить Стефан и за медиахолдинг, и за авансы от банков?
— Вы ошибаетесь, мисс Вареску, — он уже повернулся уходить, — я не имею к этому никакого отношения. Господа это сделали по собственной инициативе.
Баррингтон недоуменно переводил взгляд с одного на другого и, кажется, что — то начинал понимать.
— Ирвин, — я говорила вдогонку, в спину, — мистер Брайс, мне очень нужно с вами поговорить, задержитесь, пожалуйста.
Ирвин оглянулся и смерил меня взглядом, неприятным взглядом, между прочим. Теодор торопливо извинился, вспомнив о каких— то делах и ретировался, а мы продолжали стоять на расстоянии друг от друга и поедать друг друга глазами. Я не выдержала первая.
— Мне нужно забыть о том, что было на вилле?
— Если вам только неприятно вспоминать об этом.
— А вы быстро нашли мне замену. А говорили, что у вас все кончено с миссис Лонгман.
— Я не намерен отчитываться перед вами. Вы тоже, смотрю, не горюете. Я рад, что вольно или невольно помог вам выполнить ваше задание.
— Ирвин, — у меня прервался голос, — я прошу прощения. Я очень, очень сожалею, что сделала это.
— А в какой момент вы начали сожалеть? Когда прыгнули ко мне в постель или когда украли важные документы?
Я стала придвигаться к нему ближе, потому что это был разговор не для посторонних ушей, а к нам уже прислушивались остальные гуляющие.
— Ирвин, пожалуйста, позволь мне все объяснить не здесь. Давай поедем к тебе или ко мне и спокойно обо всем поговорим. Уверяю тебя, все не так, как ты думаешь. Я расскажу тебе все. Ты в опасности.
— Не беспокойтесь, за свои поступки я всегда привык отвечать сам. Хотя, — он снова развернулся уходить, — я не о чем не жалею. У каждого приятного момента есть своя цена.
Я потянулась своими эмоциями к нему и почувствовала сдерживаемую ярость, и сожаление, и боль (даже сердце стало колоть). Все! Хватит! Мне на все плевать!
— Ирвин, — я подбежала к нему и практически повисла у него на шее, слезы полились у меня из глаз, — не уходи, я люблю тебя. Черт возьми, я безумно тебя люблю. Я никогда не предала бы тебя, если бы не эта чертова казнь, если бы не Хельга.
— Казнь? Какая казнь? Какая Хельга? Ты о чем? — его голос дрогнул, он испытывающе заглянул мне в глаза, — Габи, какая Хельга?