– Благородно! – согласился Ашот Квирикян, цокнув языком. – Представляю, в каких домах они живут!
– Дома крутые! Виллу одного нашего арестованного босса… ну, калабрийского… превратили в детский сад! Ой, да вы их всех завтра сами увидите, – пообещала Лера. – В отеле местная политическая конференция. Все и приедут. Им сказали, что на фестивале будет много одиноких красивых женщин! Они тут же конференцию наметили! Здесь же ужас как скучно! Вы себе не представляете, как скучно! Чужую курицу на велосипеде задавили, так все побережье это полгода обсуждает!
– Ну, блин! Мафия приедет, а я в одном занюханном платьишке!!! – взвыла Вета.
– Я тебе дам на открытие вечернее платье. Мне дочка кучу всего в чемодан насовала, – успокоила ее Ольга.
Вета была болтливым, суетливым, бестолковым, добрым созданием. Ей было под сорок, но как профессиональная танцовщица, да и по причине инфантильности, она смотрелась моложе. И как ни старалась, все никак не могла найти богатого мужика, а размножаться от бедного не желала.
– Мой следующий сценарий будет о калабрийской мафии! – пообещал Ашот.
– Фафик, а ты меня снимешь в главной роли? – мурлыкнула Куколка на его коленях. – Вон Бабушкин молодой жене две главные роли дал!
– Так Бабушкин кино делает, а Фафику кино жена снимает, а он только на фестивалях публике кланяется, – напомнил Руслан Адамов.
– Как говорят армяне, очень хорошо, когда над тобой смеются, – миролюбиво ответил на это Ашот Квирикян. – Гораздо хуже, когда над тобой плачут…
– Подумаешь, жена… – надула губки девушка. – А может быть, Фафик решится и на мне женится!
– Дура, – повернула решительное пьяное лицо Инга. – Думаешь, дело в том, чтобы его затащить в постель? Дело в том, чтобы выдержать конкуренцию с его женой!
И все замолчали, обдумывая это, и уставились в молоко за окнами.
– Да при чем тут конкуренция, если есть закон? – раздосадованно включилась Лера. – И жена может быть никакой старой коровой, но ты ее не обойдешь, хоть на уши встанешь!
– Так стань лучше старой коровы! Стань личностью! Нарасти извилины! Сделай карьеру! Покажи ему что-нибудь, кроме молодой пиписьки! И нет проблем! – махала руками пьяная Инга.
– Да хоть президентом Италии! Хоть Мадонной! Их законы на броневике не объедешь! – почему-то продолжала спорить с ней Лера.
– Ты вообще кто? Я тебя в упор не вижу! – вдруг заорала Инга. – Ты почему на меня орешь? Ты вообще переводчица! Что ты меня учишь жить? Ты хоть знаешь, кто я? Я завтра распоряжусь, и тебя тут не будет!
– Ингусик, малыш, не кричи. Успокойся. Скоро приедем! – залепетала Наташа.
Лера почему-то встала в полный рост и громко сказала:
– Если вы не уймете свою алкашку, то я сейчас открою дверь автобуса и высажу ее на дороге. И законы Италии меня оправдают!
– Да я… – попыталась вскочить Инга, но Наташа, Ольга и Вета уже прижали ее к сиденью и показали кулак.
Инга объявила:
– С завтрашнего дня она тут не работает! Все слышали? Все запомнили? Мое слово – закон!
И вскоре обиженно заснула.
В отель приехали мертвые от усталости, чувствуя себя шахтерами, поднявшимися на поверхность. Никто уже не видел ни мраморов, ни пальм, ни фонтанов, ни бассейнов. Никого не интересовало ни переодевание, ни душ. Бросили чемоданы по номерам и собрались в ресторане.
Ресторан сиял. В центре стояли холодные закуски и салаты, хотя после суточной сухомятки народ жаждал супа и пасты. Ольга виновато прошла мимо стола режиссера Бабушкина с наполненной тарелкой.
– Оля, идите к нам! – закричал он. – Простите, что наорал на вас. Художника обидеть легко…
Ольга присела к нему за круглый стол.
– Погорячился. Вам совершенно не обязательно видеть мир таким, каким его вижу я, – добавил Бабушкин, сверкая стеклами очков. – Знакомьтесь, мой продюсер Борис. Точнее, Борисио! Он много лет живет в Италии.
Рядом с лохматым, немного поплывшим Бабушкиным сидел загорелый ухоженный мужчина лет сорока с отличной фигурой, очень длинным носом и пройдошливым взглядом. Ольга почему-то подумала, что если бы он родился женщиной, давно бы сделал себе приличный нос и был бы симпатичнее.
– Борис, – протянул длинноносый руку, – или как вам удобнее. Можно Борисио, можно Борюсик! Игорь сказал, что вы руководите крупным экологическим проектом. Это очень важно, наши люди тоже занимаются экологией.
– Я бы не называла его крупным, – пожала плечами Ольга. – Он скорее стабильный и добропорядочный. Поэтому евросоюзовские чиновники относятся к нему с симпатией.
– Мы обязательно поговорим потом про это. У меня к вам будет выгодное предложение, – подмигнул Борюсик.
– А вы продюсер нового фильма? – спросила Ольга.
– Да. Мы будем с Борюсиком снимать новый фильм. В Риме. Послезавтра едем на переговоры. И смотреть натуру, – ответил Бабушкин.
– Как я вам завидую! Лет десять не была в Риме! – выдохнула Ольга.
– А кстати, почему эти твои калабрийские урки не дали горячего? – спросил Бабушкин.
– Да потому что мы вас ждали пять часов назад! – вспыхнул Борюсик и замахал руками так же, как переводчица Лера. – Сидели тут как идиоты, в окно смотрели, на мобилы тюкали! Итальянцы не разогревают макароны и ризотто. Они просто все выбрасывают. Приезжает человек с фермы и забирает скот кормить.
– Чтоб я жил как этот скот! – ухмыльнулся Бабушкин. – А говорили, что на юге Италии половина безработных.
– Три четвертых. Но это южная безработица. Это совсем другое. Государство все время вкладывает в юг деньги, а потом не может докопаться, куда они делись. Северных так достало кормить южан, что они даже хотели отделяться, – пояснил Борюсик с набитым ртом. – Северные считают южных халявщиками, а южные разводят их, как лохов, и говорят, что северные хуже немцев, не умеют дружить, отдыхать и веселиться… А сами все здоровые бычары на пособии по инвалидности!
– А можно присесть? – подошла с тарелкой Вета.
– Это было бы для нас большой честью! – Борюсик отодвинул стул, но Вета даже не взглянула на него и потянулась к Бабушкину:
– Видела ваш последний фильм! Гениально! Только танцы поставлены плохо. Позовите в следующий раз. Я вам поставлю танцы! За совсем небольшие деньги…
– Спасибо, Веточка. – Бабушкин поцеловал ей руку. – Борюсик, так ведь у нас в России точно так же. Тоже все северные деньги идут на юг и исчезают!
– У нас не так. Здесь жесткач. Возникло политическое движение за независимость севера. Если бы не вперлись миллионы эмигрантов, точно бы разделились. Просто теперь север и юг объединила ненависть к эмигрантам. Что-то вроде национальной идеи.
– Борюсик, ты просто давно не был в России! У нас та же фигня! – хлопнул его по плечу Бабушкин.
– Вета! – подбежала Дина к их столу. – Кричи ура! Твой чемодан нашелся! Его детдомовские дети с собой по ошибке увезли. А потом открыли, увидели там «Хрустальные слезы» и повезли обратно!
– Ура!!! Жизнь налаживается! – Вета вскочила на радостях и опрокинула бокал красного вина на скатерть; вино начало живописными ручейками обтекать тарелки и приборы. – А зачем они, суки, выпускают людей с чужими чемоданами из аэропорта? А если бы им моя Дольче Габбана приглянулась?
– Здесь ничего не крадут у своих. Здесь все под контролем, – многозначительно заверил Борюсик. – Это ж Калабрия, здесь можно номера не запирать!
– Только если что, кровь льется по столу, как это красное вино! – усмехнулся Бабушкин.
Подбежали два официанта и начали поспешно менять скатерть.
– Ольга, завтра вас ждет сюрприз. Борюсик на открытие привезет известного итальянского певца Массимо. Золотой голос. Когда он начинает петь, на дорогах останавливается движение, – пообещал Бабушкин.
– Он будет петь в вашем новом фильме? – обрадовалась Ольга.
– В каком фильме?
– Ну, который вы будете снимать в Риме!
– А, ну да! Конечно, будет петь! – засмеялся Бабушкин. – А Вета будет танцевать…