Дождь лил не переставая, совершенно равнодушный к торжествам в доме Матани, устроенным в честь рождения первенца. Осень вступила в свои права, время печали и меланхолии. Дочери семейства Ханда из Нисидэгайто пришлось отправиться в свадебное путешествие в Ивадэ под дождем. Прикованная к постели Хана слышала, что приданое несли в трех сундуках, завернутых от сырости в промасленную бумагу. Кэйсаку побывал на пиру, но Хана не смогла на следующий день нанести новобрачной официальный визит.
– Как свадьба Ёсии? – спросила Хана однажды вечером, когда муж пришел навестить ее и сына.
Кэйсаку внезапно посерьезнел и сделал вид, что нянчится с ребенком. Хана молча изучала его профиль, не считая возможным настаивать на ответе – понимала, что муж чем-то озабочен. Через секунду Кэйсаку вышел из комнаты.
Еще на обратном пути из Ивадэ он заметил, что воды Кинокавы поднимаются, и теперь, накинув на плечи плащ, направился к реке, встал на берегу. Дождь не утихал, смеркалось, над Кинокавой висел зловещий туман. Волны, погоняя друг друга, бешено неслись у его ног. И хотя Кэйсаку не сомневался, что дамба выдержит, на душе было тревожно.
– Эй, там! Приветствую! – послышалось издалека.
Неуверенный, правильно ли он расслышал, Кэйсаку опасливо спросил:
– Кто здесь?
Темная фигура приблизилась.
– Вы, случаем, не Кэйсаку Матани?
– Да. А вы – Сигэ Канада?
– Верно. Что вы делаете здесь в такую непогоду?
– Пришел поглядеть, сильно ли вода поднялась. Боюсь, как бы наводнение не началось.
– И я тоже. Давно уже льет как из ведра. Мусоту не затопит? – Сигэ внимательно вгляделся в лицо юного старосты деревни. Похоже, Кэйсаку человек надежный, ни в чем своему отцу не уступает.
– Думаю, Мусота не пострадает. – Кэйсаку перевел взгляд на поток. – Поглядите туда, Канада-сан. Не бревна ли это?
– Точно. Какой ужас! По-вашему, дамба Ивадэ рухнула?
Сигэ, конечно, преувеличивал, но Кэйсаку вмиг оценил ситуацию. Если по реке поплыли бревна, значит, и мост, и дамба не устоят, это только дело времени. Жителей Мусоты никто не защитит, но мужчины могут кое-что сделать.
– Канада-сан, бегите в Сонобэ. Пусть молодежь соберется здесь с топорами. Я свяжусь со старостами Исао и Ногавы.
– Хорошо.
И они разбежались в разные стороны – один на запад, другой на восток.
Кинокава поднималась с позднего вечера до раннего утра следующего дня, затопив несколько деревень. Молодые люди из Мусоты объединились и вытаскивали из воды все бревна, до которых могли дотянуться. Были приняты и другие меры предосторожности, но спасти дамбу и мост все равно не удалось. Мусоте просто повезло, что она располагалась на возвышенности. К тому же три года назад Кэйсаку позаботился об укреплении берега.
На следующее утро дошли слухи о серьезных разрушениях вниз по течению от Ивадэ.
– Часть домов смыло, и люди пропали.
– Я слышал, что несколько человек погибло.
Днем, когда дождь немного стих, группа молодых людей во главе с Кэйсаку двинулась на помощь жителям Ивадэ. Мать новобрачной из дома Ханда не могла найти себе места от волнения и, не обращая внимания на тех, кто пытался успокоить ее, пошла с мужчинами.
– Муж выплыл, но когда он огляделся, жены рядом уже не было.
– В конце концов, уйти под воду – дело одной секунды.
– Бедная девочка! Должно быть, заблудилась. Она ведь здесь новенькая.
– И правда бедняжка! После свадьбы всего десять дней прошло! Представляю себе, что чувствуют ее родители!
Выслушивая причитания свекрови и служанок, Хана припомнила предостережение Тоёно: невеста никогда не должна путешествовать вверх по течению Кинокавы. Ну почему она не предупредила об этом своего мужа и не выступила против брака между Ханда и Ёсии! Как же она теперь жалела о своем неблагоразумии! Но поскольку Кэйсаку не обращал особого внимания ни на традиции, ни на суеверия, Хана нисколько не сомневалась, что дочь Ханда все равно отправилась бы в Ивадэ. Тем не менее раскаяние еще долго терзало Хану.
Весной, во время ее собственного свадебного путешествия, Кинокава текла тихо и спокойно. И в начале лета тоже дремала. Хана поверить не могла, что та же самая река могла унести человеческие жизни. Сокрушаясь о том, что промолчала, Хана начала сильно сомневаться – действительно ли женская покорность является добродетелью?
– Сэйитиро, ты ведь вырастешь великим политиком, да, мой мальчик?
Кэйсаку день и ночь пропадал на работе, устраняя последствия наводнения. Но стоило ему переступить порог дома, он тут же забывал о своей усталости и шел повидать сына. И непременно будил малыша, если тот спал. Пытаясь поймать рассеянный взгляд младенца, он, бывало, приговаривал: