Потому что это изматывает.
Потому что рано или поздно действующая детка влюбляется, находит нормальную работу и понимает, что спать с богатым мужиком за деньги, в сущности, довольно мерзкая и изначально утопичная идея.
Они все взрослеют.
Они все понимают.
Они все уходят.
А Чимин цепляется взглядом за проступившие венки на руках и понимает, что он не уйдёт. Что он не измотался, не понял и так и не нашёл кого-то столь же необычного, как Юнги.
— Почему ты… — он не успевает и слова вставить, когда на него налетает ураган «Виктория» в виде одного обезумевшего от прилива нежности парня.
— Ты идиот, господи, какой же ты идиот, — Чимин смеётся от внезапного осознания того, какие же они оба дебилы, не умеющие разговаривать. — Можешь тупить, изменять — хотя даже не думай, член откушу, — но я не уйду от тебя, папочка, даже не надейся!
Юнги поднимает на младшего взгляд, и впервые за всё их знакомство Чимин замечает в нём неподдельное удивление. Не просто вздёрнутые брови и непонимание, а именно что максимальную поражённость, будто у него был чёткий план того, как пройдёт их встреча, и в какой-то момент всё скатилось в тартарары.
Пара секунд — и бледные, как никогда холодные руки опускаются на оголённые плечи Чимина: он как чуял, надел кофту с прорезями в руках. Она, к слову, является довольно-таки символичной для них обоих; он приобрёл её в Японии, куда они съездили с Юнги на неделю пару месяцев назад — у него была конференция, а естественные потребности, что называется, нужно было как-то удовлетворять.
Впрочем, о кофте: Юнги тогда посмеялся, сказав, что она делает и без того феминного Чимина ещё более женственным, а потом у них был до тошноты нежный секс на огромной кровати номера в «Халекулани Окинава»*. Прорези невероятно триггерили старшего, и Чимин слукавит, если скажет, что надел её просто потому, что она была первой вещью, выпавшей из гардероба.
— Посмотри… в… кейсссс, — последнее слово Мин буквально шипит, откидываясь на кресло — Чимин склоняется над его шеей и начинает слизывать капельки пота, скатывающиеся по заметно влажной коже: в кабинете всегда душно, как в аду, и младший никак не может взять в толк, почему миллионер зажлобился купить сюда нормальный кондиционер.
— Не буду я смотреть в твой сраный кейсссс, — передразнивает тот, фиксируясь на чужих коленях и заглядывая старшему в глаза. — Итак, я остаюсь?
— Если хочешь, — Юнги привычно закрывается в панцирь из пофигизма и напускной развязности, но после, чуть помедлив, неловко добавляет: — Я бы хотел, чтобы ты остался.
***
— Ты помнишь, как мы встретились в первый раз?
Чимина неожиданно пробивает на философию: такое иногда случается, когда этому сопутствуют обстоятельства, время, место и настроение. Сейчас же всё вышеперечисленное складывается в удачную комбинацию — они с Юнги лежат на смятых простынях, смотрят в окно и думают о высоком.
— Конечно. Ты был таким маленьким и пушистым, что я в какой-то момент словил себя на мысли, что мы выглядим, как отец и сын. А ещё ты улыбался, слегка приподнимая уголки губ, смеялся над моими шутками не потому, что хотел понравиться, а потому что, как я выяснил чуть позже, тебя может рассмешить даже старый анекдот про Чон Духвана.
— Неправда!
— Ну да, ври дальше. Но не то чтобы в этом было что-то плохое, понимаешь? Это как осуждать людей за привычку прикусывать губу или закатывать глаза. Даже со своими кошмарными анекдотами про корейских диктаторов ты всё ещё единственный, кто не выбрал кейс, более того — даже смотреть в него не стал.
— Кстати, а что в нём? — вспоминает о «чемодане для покера» парень.
— Сто тысяч долларов.
— Ну да, — Чимин шокировано пялится на Юнги: в принципе, вполне логично, что все его бывшие детки охотно выбирали возможность быть свободными — солидная сумма и просторная квартира давали возможность делать всё, что душе угодно.
— И всё-же, я не стою сто тысяч долларов…
— Да, потому что ты — бесценен.
Чимин представляет, как они будут рассказывать свою упоротую историю их будущим детям, которых родит какая-нибудь филлипинка, и заходится в приступе истерического смеха. Юнги удивлённо косится в его сторону, но после расслабленно улыбается и приобнимает младшего за плечи.
Остаток ночи они просыпают, а наутро Чимин с максимально довольным видом спешит на учёбу, быстро чмокая уже вставшего Юнги в щёку. На старшем, как всегда, красовался какой-то ну очень дорогой костюм известной марки. Честно говоря, если бы Чимин не спал с ним и лично не видел его обнажённую кожу, то, глядя на то, как ткань буквально срослась с телом Юнги, он бы запросто поверил в то, что тот проводит в нём круглые сутки.
— Чимин, нам нужно поговорить! — орёт в трубку Тэхён, отчего вышедший на улицу парень досадливо морщится, удивлённо приподнимая брови при виде Томаса — водителя Юнги, открывающего перед ним дверь неприлично дорогой машины.
— Мин Юнги-щи отдал распоряжение отвезти вас в университет, — параллельно с этим отчитывается Томас, беспристрастно и незаинтересованно, как всегда.
Прислушавшись к шёпоту души компании, плотно обосновавшейся внутри него, Чимин, как, собственно, и со всеми, кого он видел и с кем пересекался, попытался наладить контакт с водителем Юнги, но быстро бросил это дело, напарываясь на тяжёлый взгляд и плотно поджатые губы. Так что, успокоив себя тем, что некоторые люди асоциальны сами по себе, и ничего с этим не поделаешь, он спокойно продолжает сосуществовать в одном пространстве с Томасом, как и тот, очевидно, мирится с его сущностью пропеллера в одном месте.
— Чимин-а, произошла какая-то хрень, и если ты не знаешь, что с этим делать, то я с горя поеду к тебе в квартиру и съем всё твоё шоколадное печенье! — угрожает Тэ, когда он уже садится в машину и откидывается на мягкое пассажирское сидение.
— Но-но, а вот мои медикаменты трогать не надо, — Чимин качает головой, совсем забывая о том, что его телодвижения видит только Томас в зеркале заднего вида. — Что случилось-то?
— Я поцеловался с Чонгуком.
… Минутная тишина, после которой Тэхён, нервно покусывающий губы и ожидающий вердикта Чимина, крупно вздрагивает — в телефоне раздаётся оглушительный, звонкий смех друга.
— Ахаха, поцеловался он, ахаха, Господи прости, ахаха, с Чонгуком! — Томас смотрит на него уж слишком удивлённо, а Пака конкретно так несёт. — Нет, а кто, главное, говорил мне, мол, нет у нас ничего с Чонгуком, какой Чонгук, не знаем никаких Чонгуков?
— Так это когда было! Нашёл, что вспомнить.
— Ну хорошо, — Чимин чуть подуспокаивается и милостиво кивает головой: бурная жестикуляция не та привычка, от которой можно легко избавиться. — При личной встрече ты расскажешь мне всё и во всех деталях, а сейчас, пожалуйста, ответь на два простых вопроса. Первый: тебе понравилось?
— … Да, — сдаётся Тэхён, до этого твёрдо намеревавшийся соврать не столько Чимину, сколько самому себе.
— И второй: ты же не игнорируешь его, пытаясь отгородиться от всего, что вас связывает, и не пытаешься забыть всё под эгидой того, что это было ошибкой, пень ты несчастный?!
Тэхён тяжело вздыхает: пожалуй, Чимин знает его даже слишком хорошо.
— Очевидно, после такого укоризненного тона мне будет крайне неловко ответить да, но вообще это так.
— Ой тупица, — Чимин хлопает ладонью по лбу, после чего торопливо проговаривает в трубку, видя приближающийся бежевый фасад своего университета. — Значит так, сейчас ты срочно перестанешь динамить Чонгука, согласишься на встречу, свидание, свадьбу и долгую жизнь с двумя корги в какой-нибудь провинции Кореи, а потом непременно пересечёшься со мной в «Yeoldoln» на Хондэ, в воскресенье в 12:00. О, и кстати, мы с Юнги официально встречаемся. Пока!