Кстати о Гуке:
— Со, с кем ты разговариваешь? — на кухню, в которой они остановились из-за завязавшегося диалога, вплывает Чонгук, и, чёрт, он выглядит настолько уютным в растянутых штанах, свободной футболке и очках, что Тэхён еле душит в себе желание подойти и заобнимать его до смерти.
Как хорошо, что Чонгук об этом иного мнения.
Под лёгкий кашель Сохи, которая понимающе ретируется на прогулку, как до этого, впрочем, и собиралась, Гук прижимается к Тэхёну, кладя свою тяжёлую то ли от мыслей, то ли от веса голову прямо на чужую макушку. Они не говорят ни слова, стоят так ещё минуты три, не меньше, после чего всё-таки разлепляются, понимая, что уже решили большую часть принципиально важных вопросов своим неожиданным порывом.
— Чонгук?
— Тэхён?
— Я люблю тебя.
— Я тоже привязан к вам, Мистер Пибоди*, — неожиданно выдаёт Чонгук, и, спустя секунду неловкого молчания они оба покатываются со смеху.
— Господи, ты такой дурной, но мне это так чертовски нравится!
Тэхён расслаблено выдыхает и, прикусив губу, уточняет, где у Чонгука находится чай. Тот как-то рассеянно кивает на верхние полки, после чего дьявольски хохочет, когда Тэхён не дотягивается до ручки, а потому лишь беспомощно прыгает вокруг. В конце концов сжалившись над 178 сантиметрами парня, Чонгук достаёт с десяток упаковок заварного чая с различными наименованиями — чай в пакетиках он отрицает принципиально.
— Насчёт три раунд первый: «Молочный Улун» или «Бабушкин Пирог»?
— О господи, ты будешь устраивать кастинг?
— Нет, это будет серьёзный баттл, — с невозмутимым лицом ответствует Чонгук, — в конце которого победит сильнейший.
— Как иронично, мать вашу! Наше знакомство тоже было… не очень гладким.
— Но как же чертовски хорошо, что встречают и провожают по-разному.
— Да, mon ami, это действительно чертовски, чертовски хорошо.
***
На улице вечереет: постепенно зажигаются фонари, пустеют улицы. На Сеул накатывает та самая атмосфера таинственности и приятной душевной пустоты; всё-таки, отсутствие людей красит любое место, даже самое серое и неказистое на первый взгляд. Чонгук обращает внимание на вид из окна, украдкой любуясь белоснежным маревом на земле и замечая, как несколько робких капель срываются с неба.
«Кажется, дождь начинается», — подмечает Чонгук и ловит себя на мысли, что мог бы смотреть на это вечность.
Однако от лицезрения зачинающейся непогоды его отрывает Тэхён, а точнее, невольно брошенный на него взгляд. Он отставляет кружку с остывшим чаем, которого выпил с литра три, и парочка капель смазано пролетает по подбородку, направляясь к шее. Казалось бы, абсолютно обычная ситуация, но как же Чонгук хочет поцеловать его, укутать в плед и закомфортить окончательно.
Он аккуратно спрыгивает с подоконника, не горя желанием повторить подвиг Тэхёна, которому только-только сняли фиксатор, и максимально медленно подбирается к нему, как удав к кролику. Тот, разумеется, замечает это, и Чонгук плавится, как масло на сковороде, от того, как сияют его глаза, как вздымается грудь от размеренного, глубокого дыхания — всё это просто не может не привлекать внимание. Не сдержавшись, он поправляет неугомонную прядь волос Тэ, постоянно выбивающуюся из общей копны. Тэхён немного удивлённо смотрит на него, будто разыскивая какой-то подвох в том или ином действии, но вместо искомого обнаруживает мягкий взгляд, направленный куда-то в область губ, и теряется.
Они рассматривают друг друга, ожидая, пока кто-то сделает первый шаг.
— Ты так и будешь стоять, или, ну там, сделаешь что-нибудь?
Секунда, и Чонгук уже сминает его губы в осторожном, испытующем поцелуе. Вечер резко перестаёт быть томным: Тэхён, несмотря на то, что, вроде, на это и намекал, цепенеет от неожиданности, но Чонгук никуда не спешит. Он не собирается давить, торопить события и сразу тащить своего донсэна в постель. Нет, с ним хочется сделать всё медленно и постепенно.
Когда Тэхён начинает понемногу включаться, тот принимает это за знак: можно зайти чуть подальше, но так, чтобы не перейти очень тонкую грань между нежностью и пошлостью. Он углубляет поцелуй и аккуратно поднимает его со стула. Они неспешно перемещаются на диван, где целоваться в разы удобнее, и Чонгук физически ощущает чужое напряжённое, но вместе с тем желанное ожидание. Кажется, все его благородные порывы — коту под хвост, кто-то хочет снести все преграждения за раз, то ли из интереса к процессу, то ли из интереса к нему лично.
… Но Чонгук так не думает. А значит, ничего не будет.
— Солнышко, кажется, нам пора остановиться.
Тэхён недовольно поджимает губы и, на удивление и себе, и Чонгуку, неожиданно громко хнычет:
— Почему ты звучишь как в дешёвом порно? — и тянется, тянется к нему своими невозможными пальцами, пытается стянуть толстовку дрожащими от возбуждения руками — Господи, как же его легко завести.
Но Чонгук остаётся непреклонным:
— Тэхён-и, я понимаю, что тебе хочется, но я так же понимаю, что вряд ли в твоей жизни были толпы парней. Я не думаю, что ты готов…
— Так и скажи, что не хочешь меня, — бубнит Тэ, но Гук по тону понимает, что тот так не думает, просто капризничает, как ребёнок, не получивший конфетку.
— Куда ты спешишь? Переспать можно всегда, а я не хочу начинать наши отношения с плотского. Будьте нравственнее, господин Ким, — начинает кривляться Чонгук, а Тэхён, не выдержав, оглушительно хохочет, окончательно ставя точку в «спательном» вопросе. — Посмотрим фильм? — предлагает старший, когда они оба успокаиваются.
— Из твоих уст это звучит как предложение о новой коллаборации.
— Божечки, давай что-то такое, что мы при всём желании не сможем обозреть!
На том и порешили: Чонгук заказывает суши, пока Тэхён сосредоточенно усаживается перед плазмой в гостиной — да, нынче блогеры очень хорошо зарабатывают, — и думает, что именно хочет посмотреть. На ум сразу приходят старые фильмы с Мэрилин Монро: что поделать, ну есть у него определённая слабость к блондинке всея Голливуда. Поэтому, ничтоже сумняшеся, он врубает «В джазе только девушки», а Чонгук, как раз выходящий из кухни, неопределённо хмыкает, усаживаясь рядом.
Несмотря на то, что ситуация с недо-сексом-почти-сексом-парой-поцелуев успешно сошла на нет, Тэхён невольно съёживается от тепла чужого тела рядом. Пытаясь незаметно отъехать на другой конец Вселенной — в данном случае дивана, — он, разумеется, не остаётся незамеченным и не осмеянным.
— Эй! Ты куда пошёл? — Чонгук смеётся и бесцеремонно перетаскивает его прямо к себе на колени. — То, что мы не спешим в кровать прямо здесь и сейчас, не значит, что мы должны соорудить баррикады между друг другом и сидеть, надувшись, в пяти метрах над уровнем неба*.
— В трёх, — поправляет Тэхён, на что Чонгук в очередной раз корчит рожицу, и Тэ с удовольствием открывает для себя ещё одну сторону Чонгука — ребяческую и настроенную на шалости.
Обычно он старается ограничиваться спокойным, в каком-то смысле ленивым юмором, но когда сквозь Golden Closet прорывается дурной подросток — а случается это очень редко, в последнее время с подачи Тэхёна, правда, уже почаще, — наблюдать за этим можно долго, пожалуй, даже дольше, чем за его разгромными видео-обзорами.
— Так мы будем смотреть фильм или ты предпочтёшь разглядывать моё лицо до конца вечера? — Чонгук приближается к нему, и Тэхён не отказывает себе в удовольствии невесомо поцеловать мягкие губы напротив — не увлекаясь, раз уж нельзя, но и не скромничая: в этот раз он полностью готов и вооружён.