Широко понимая мелодраму, Роллан причисляет к ней «Царя Эдипа» Софокла, многие пьесы Шекспира («Макбета», «Гамлета», «Короля Лира», например). Эти пьесы рождены, как утверждает он, в самые демократические периоды истории театра, были и должны оставаться достоянием народных масс. На сцене же преобладают пошлые, дешевые сочинения, достойные разве что пародии или фельетона. Ромен Роллан приводит цитату из статьи французского критика Жоржа Жюбена, как нельзя более точно характеризующую современную им мелодраму.
«Возьмите двух симпатичных персонажей и одного из них сделайте жертвой, а другого преданным псом, который его спасает; присоедините к ним третий, отталкивающий персонаж и дайте этому зловещему фарсу развязку, в которой «вору по делам и мука», прибавьте несколько острокомических черт, несколько беглых штрихов из текущей жизни, злободневных намеков на политические, религиозные или социальные события; рассыпьте смех и слезы; приправьте все это песенкой с легко запоминающимся припевом. Пять действий и поменьше антрактов».
Так определяются два полюса существования мелодрамы. С одной стороны, — разнообразие впечатлений, «настоящий реализм», «простая и ясная мораль», «трагедия каждодневной жизни»; с другой — убожество, фальшь, шаблон, «толстый слой грязи, накопленной усилиями нескольких поколений бесчестных торгашей».
Оставим в стороне максимализм Ромена Роллана, возвышающего мелодраму до уровня классической трагедии. Для нас важны его размышления о том, чем может быть и чем является в действительности этот популярный, любимый зрителями жанр. Похожую позицию занимал и Луначарский, чрезвычайно высоко ценивший возможности мелодрамы.
«Когда хотят назвать в области патетического нечто столь же относительно низкое, как водевиль, — писал он, — говорят о мелодраме. Между тем этот вид драматических произведений, характеризующийся искусственной остротой эффектов, часто повышенных музыкальным аккомпанементом, резким противопоставлением добра и зла, преобладанием действия и некоторой, так сказать, плакатной грубоватостью всей работы, имеет большие шансы, при соответствующих условиях, лечь в основу подлинного демократического театра. Конечно, утонченные снобы морщат нос от громкозвучия и сентиментальности старой мелодрамы, но народные массы до сих пор остаются ей верными, не только в силу своего недостаточного эстетического развития, но и в силу своего здоровья, своего романтизма, своего бесстрашия перед резкостью выражений»[14].
В XVIII веке новый класс — молодая буржуазия, не приняв риторического, кастово ограниченного классицизма, объявила ему войну. Вместо канонического искусства она предложила раскованность и демократизм романтизма. На гребне этого движения и родилась мелодрама. Строительным материалом для нее были сентиментальная повесть, авантюрный роман, музыкальное представление, анекдот, нравоучительная новелла.
В 1926 году молодежь МХАТ начала репетировать мелодраму французских авторов Денери и Кермона «Две сиротки» (спектакль назывался «Сестры Жерар»). Молодой тогда режиссер Н. Горчаков ставил спектакль под руководством К. С. Станиславского. Многие мысли, высказанные им, глубоко и точно характеризуют жанр как таковой. Он говорил:
«Смотря мелодраму, зритель считает, что все, что показано в пьесе, произошло обязательно в жизни, в быту, а не на сцене. Вот почему театральная условность противопоказана мелодраме. А если зритель верит, что все это случилось рядом с ним, в жизни, его это необычайно трогает, заставляет плакать и смеяться»[15].
Чрезвычайно высоко оценивая жизнеподобие мелодрамы, ее демократичность и «искренность страстей», Станиславский не признавал таких ее качеств, как риторика, пафос, эстетизация. На вопрос О. Л. Книппер-Чеховой: «А как же мелодрамы Гюго, Константин Сергеевич?» он ответил:
«По-моему это плохие мелодрамы… его мелодрамы ложнопоэтичны и чересчур эффектны, это пример эстетической мелодрамы, а не бытовой, за исключением, может быть, «Марии Тюдор», а классическая мелодрама — всегда бытовая или историческая.
У Гюго все смешано в одну кучу для удовлетворения его эстетических вкусов, а не для того, чтобы дать выход чувству зрителей. У нашего зрителя сейчас, после революции, пробудилось много прекрасных чувств, и он хочет видеть такие же хорошие, благородные дела и сильные чувства со сцены. Постарайтесь не обмануть его»[16].
Мелодрама — представительница романтизма — по отношению к классицизму была более жизнеподобна и конкретна, что не говорит о ее реалистичности. И второе, чрезвычайно важное замечание. Мелодрама означала снижение, измельчание искусства. По сравнению с античной трагедией это становится особенно очевидным. Не менее красноречиво сравнение шекспировской драматургии даже с лучшими образцами мелодрамы — с Ростаном, Мюссе, например. Не говоря уже о Коцебу, одном из самых плодовитых авторов этого популярного жанра. Основные принципы мелодрам Коцебу: герой — простой человек, наделенный чувствительной душой; популярность изложения; доминанта действия над диалогом; напряженность и неожиданность поворотов интриги; резкое деление на добрых и злых; и, наконец, слезливость финала. Причем слезы исторгал не только несчастливый конец, но и счастливый, ибо у зрителя победа добра над злом вызывала реакцию умиления.