В последнее время американский кинематограф предложил несколько моделей бегства от одиночества: мужскую дружбу («Полуночный ковбой», «Пугало», «Бач Кессиди и Сандес Кид», «Жало»), дружбу взрослого с ребенком («Бумажная луна»), единство банды («Черные ангелы»), общность наркоманов («Наркоманы») и т. д. Кроме того, усилена иллюзорная коллективность, массовидность эмоций зрительного зала. Сотни людей, одновременно плачущих, смеющихся или замирающих от ужаса, это уже не просто толпа, а толпа, объединенная общими эмоциями. Самые популярные киножанры массовой культуры — мелодрама, комедия, детектив, фильм ужасов — выполняют функцию создания иллюзии единства, на короткое время рождают обманное чувство принадлежности к коллективу, как бы компенсируют долгое и тоскливое одиночество.
Произведения массовой культуры ценностно неоднородны. В ее пределах могут находиться хорошо, высокопрофессионально сработанные «вещи», но главным ее товаром было и будет промышленное производство определенного типа «продукта», рассчитанного на быстрое, легкое, массовое потребление. Этот основной поток, кроме признаков, о которых речь была выше, имеет дополнительный набор свойств, что и позволяет исследовать данный феномен как отдельное явление современной цивилизации. Необходимо оговорить еще одно обстоятельство. В последнее время буржуазная массовая культура отчетливо проявляет склонность к социально-психологической дифференциации. Создаются, например, фильмы для белых и цветных, для молодых и старых, для снобов и наивных (примитивных) зрителей и т. д. Леваки получают свою порцию духовной пищи, хиппи — свою, сентиментальные девицы проливают слезы на душераздирающих мелодрамах, а агрессивно настроенные юнцы удовлетворяют жажду острых ощущений на фильмах насилия, страха, секса. Дифференциация носит не только идеологический, но и чисто коммерческий характер, с помощью такой системы легче извлечь деньги у потребителя, по сути же, нюансы не имеют серьезного значения и не влияют на эстетическое качество и идеологическое содержание массовой культуры. В одном случае герой мелодрамы или детектива негр, в другом — белый, но в обоих случаях тенденция остается неизменной.
Аудиовизуальная природа кино создает особо благоприятные предпосылки чувственного воздействия на зрителя. К сожалению, мало исследована сфера физиологических реакций человека, сидящего в темном кинозале, вступающего в контакт с теневыми фантомами экрана. Если в катарсисе доминантой является духовное потрясение, очищение, то массовая культура прежде всего апеллирует к чувственно-физиологическому аппарату человека, отодвигая на второй план, а то и вовсе отметая то, что в искусстве является основной функцией — духовное обогащение. Киноведение мало обращает внимания на эту сторону вопроса, а вот практики массовой культуры прекрасно усвоили подобные истины. Для усиления физиологической реакции зрителя кинематограф не только непрерывно повышает дозу шоковых стимуляторов (насилие, страх, секс), но и обращается за помощью к технике. Специально оборудованные кинотеатры, с качающимися стенами, вибрирующими креслами, уходящим из-под ног полом создавали особое состояние у зрителя американского фильма «Землетрясение». Для тех же целей используются запахи, стереофония, широкий формат, специальные виды съемок, не говоря уже о сюжетах, весь смысл которых подчас сводится к одной задаче — испугать, возбудить, вызвать состояние чувственного экстаза.
Интенсивность средств воздействия массовой культуры (например, в кинематографе) соседствует с безопасностью эмоционального приключения, завершающегося, как правило, благополучным концом. Зритель, ненадолго вырванный экраном из повседневности, им же возвращается в состояние примирения, конформизма, ибо голливудский счастливый финал не только завершение киноистории, но и обязательная победа добра над злом. Торжествующее добро в фильмах массовой культуры — это, прежде всего, победа государственного устройства, законов и норм правящего класса. Правда, в последние годы классическая формула happy end была закамуфлирована, выступала не столь определенно. Оказалось, что не всегда имеет смысл гасить возбуждение, с его помощью можно добиться нужной настроенности зрителя, не подрывая его конформизма, социальной податливости.
Внешняя экспрессивность киноязыка в фильмах массовой культуры сосуществует с элементарностью сюжета, простотой и завершенностью фабулы, преобладанием расхожих идей, нравственных представлений. Стереотипы помогают узнаваемости, облегчают процесс восприятия. Процесс познания здесь заменен процессом узнавания, и в этой подмене популярным жанрам принадлежит весьма ответственная роль. Идя на стандартный детектив, зритель знает, что его ожидает, и это не разочаровывает, а, наоборот, привлекает его. Экран как бы льстит интеллекту, догадливости, знанию условий игры кинозрителя. Можно предсказать, какие актеры и как будут играть в мелодраме и комедии, какие эффекты вас ждут в триллере, чем завершится вестерн и т. п. Произведение искусства требует от человека напряжения сотворчества, оно обладает определенным интеллектуальным шифром, разгадать который и должен зритель. Любая зашифрованность в массовой культуре вызывает раздражение, даже злобу потребителя. Все непонятное кажется ему плохим, вредным, «от дьявола». Можно убедиться в этом на примере молодежи, воспитанной исключительно на легкой музыке. Какой чужой, непонятной и ненужной кажется им серьезная музыка. То же самое происходит и в других сферах искусства, территория которого заметно суживается там, где господствует искусство-суррогат, примитивное подобие его.