— Он мертвый… — говорит старик.
Вдруг раздается крик:
— Здеся!
Из-за угла вырывается толпа громил.
Увидев Николая, они с гиканьем и свистом бросаются к нему.
Старик вталкивает Нюшу в дверь и, перехватив тело Петренко, вносит его в дом.
Николай бежит.
Громилы промчались вслед за ним.
— Пустите! Пустите меня!
Нюша вырывается на улицу.
Издалека слышатся крики преследователей.
Видно, как Николай бежит за трамваем, пытаясь на ходу вскочить в него.
Громилы один за другим отстают.
…Но вот из ворот дома выходит отряд Бороздина.
Кирилл дает приказание, и несколько юнкеров устремляются наперерез Николаю.
Он бежит рядом с трамваем и в последнее мгновение, когда юнкера, кажется, вот-вот схватят его, успевает уцепиться за поручень, вскочить на подножку.
Свистки.
Один из юнкеров упорно продолжает преследование, хватается за поручень, но Николай ударом ноги сбрасывает его на мостовую.
— Что вы смотрите? — кричит господин в котелке, стоящий в дверях вагона. — Это ленинец! Большевик! Остановите трамвай!
Николай хочет спрыгнуть, но погоня еще не отстала.
Господин дергает ремень звонка.
Трамвай останавливается. Юнкера подбегают, окружают Николая и ведут к Кириллу, стоящему у ворот дома.
Собирается толпа. Нюша старается пробиться к Николаю, но обыватели оттесняют ее.
Из ворот выходит Семен. Его гимнастерка разорвана.
Он растерянно оглядывает улицу и вдруг встречается со взглядом Николая.
— И ты… И ты с ними… — с горечью говорит Николай.
Юнкер ударяет его.
— Не разговаривать!
Беснуются обступившие отряд обыватели.
— Попался, подлец!
— Большевик проклятый!
— За сколько Россию продал?
Семен хочет ответить, объяснить Николаю, но не может приблизиться к нему.
Юнкера останавливают грузовик, подсаживают в него Николая, увозят.
Нюша бессильно прислоняется к фонарному столбу.
Семен оглядывается.
Рядом, на мостовой, лежат убитые — солдат в странном положении, как бы мгновенно застывший на бегу, женщина с лицом, повернутым вверх, к небу, старый рабочий, в мертвых руках которого зажато древко красного знамени…
Г о л о с г е н е р а л а. До сих пор я не могу забыть то ужасное чувство непоправимой беды… У меня под ногами словно открылась пропасть… Вот куда меня привели эсеры…
Отряд Бороздина строится.
— Востриков, становись…
Потрясенный всем, что произошло, Семен стоит на месте.
Отряд уходит.
— Так вот ты с кем?.. — слышит он злой шепот. — Я все скажу…
Маленький солдатик Граф вылез из подвала дома, где он прятался.
— Значит, вот кто нас расстреливал… Ладно, Востриков, ладно…
И Граф уходит. Понурил голову Семен.
Юнкера врываются в типографию.
Офицер, стреляя, преследует солдата, который уносит оттиски газеты.
Юнкера разбивают прикладами машины.
— Уничтожить! — приказывает офицер, ткнув шашкой в тюки листовок.
Юнкера рубят тюки, швыряют бумаги в окна, выбрасывают содержимое из шкафов, ящиков письменных столов.
Белые хлопья разлетаются по улице, летят, падают на камни мостовой, на газон скверика.
Последняя бумажка, медленно кружась, опускается на землю.
«Товарищи рабочие и солдаты! Временное правительство вас обманывает. Вам не дали ни мира, ни хлеба, ни земли…».
Крик:
— Э-эй! Поберегись!
…Проезжает колесо «дутика» — пролетки на дутых шинах, сминает, вдавливает листовки в торцы мостовой. В пролетке юнкера с винтовками.
…Дворники смывают кровь с мостовых и тротуаров. Одни делают это кустарно — при помощи ведра и тряпки, другие более современным способом — мощной струей из шланга.
…Обыватели выходят, наблюдают за этой процедурой, за восстановлением порядка.
Все, кого страх загнал в дома, теперь выползают на улицы. Открываются железные шторы магазинных витрин. Появились рысаки с франтоватыми седоками. Улицы расцветают дамскими шляпками, мужскими канотье и панамами. Сверкают офицерские погоны. Вышли на промысел проститутки всех сортов.
…Барышня выводит из парадного собачонку. Швейцар почтительно снимает фуражку с галунами, открывая зеркальную дверь.
— Поздненько сегодня прогуливать изволите…
…Глухо ударяя подковами о торцы мостовой, проскакал отряд юнкеров.
Из открытого окна слышатся звуки рояля.
Нарядная толпа заполняет тротуары.