Публика на площади беснуется.
…Семен стоит в охране. Он видит, как приближаются верховые. Все громче крики окружающей публики. В тот миг, когда офицерская группа почти вплотную подъехала к Семену, он вдруг бросает на землю свою винтовку и проходит те несколько шагов, которые отделяли его от пленных пулеметчиков.
Подходит к солдату, который плюнул в него, становится рядом и поворачивается лицом к приближающимся офицерам.
Половцев все видел — это произошло прямо перед ним.
Пропустив несколько рядов солдат, генерал направляется к Семену и наезжает на него грудью коня. Но тот стоит не шелохнувшись. Перед ним морда коня. Конь кроваво косит глазом и роняет густую пену с губ.
— Сволочь! — говорит Половцев и зло рвет с плеч Семена один, затем второй погон.
Семен продолжает стоять все так же, не шелохнувшись. Лоскут разорванной гимнастерки свисает с плеча.
Генерал собрался было отъехать, но, взглянув еще раз на Семена, снова поворачивает к нему коня, наклоняется и один за другим срывает с груди Семена георгиевские кресты. Он швыряет эти кресты на камни мостовой и, еще раз бросив: «Сволочь!» — отъезжает.
И вдруг Семен встречается взглядом с полными горя и сочувствия глазами Нины Бороздиной. Она стоит за кольцом охраны. Ее толкают со всех сторон, но она не уходит, не отводит взгляда от Семена.
Юный, чистенький студентик изо всех сил старается выковырять камень из мостовой. Но камни уложены прочно и накрепко вбиты колесами экипажей.
Беснующаяся буржуазная публика пытается пробиться сквозь ряды охраны.
На площадь все время прибывают зрители — чиновники, гимназисты, дамы и господа.
Студенту наконец удалось вытащить камень. Он швыряет его в солдат. Камень попадает в лицо солдату, стоящему рядом с Семеном.
Примеру студента следуют и другие. Хрупкие барышни, в которых никак нельзя было заподозрить такой силы, вырывают камни из мостовой и бросают их в пулеметчиков.
Швыряют камни пожилые господа, толстые чиновники, гимназисты.
Солдаты стараются закрыться, защитить рукой лица.
Г о л о с г е н е р а л а. Это продолжалось сутки. Без пищи, без воды, под градом камней, осыпаемый издевательствами и оскорблениями, стоял наш полк на площади Зимнего дворца, перед резиденцией Временного правительства. На следующий день меня вместе с другими товарищами отправили в тюрьму…
Семена вталкивают в камеру.
В страшной тесноте здесь сбились на полу, на нарах сотни арестованных. Стоны больных и раненых, ругань, махорочный чад.
— А… Востриков… добрался-таки до нас…
Николай Игнатьев стоит посреди этой толпы, как бы образуя ее центр.
Подходит к Семену, кладет ему руки на плечи и очень серьезно говорит:
— Ну, солдат, пора тебе прибиваться к нашему берегу… кое-что тебе Керенский рассказал, а остальное мы доскажем…
— Товарищ Игнатьев, — спрашивает старик рабочий, — пора передавать?
— А вы спросите, можно ли?
Присев на корточки у стены, старик начинает тихонько стучать в соседнюю камеру.
— У кого есть чистый листок бумаги? — спрашивает Николай.
Семен вытаскивает сложенную бумажку, разворачивает. На ней напечатано: «Российская партия социалистов-революционеров. Билет 1575. Фамилия, имя, отчество». И вписано чернилами: «Востриков Семен Иванович».
Разорвав бумагу пополам, он протягивает половину Николаю.
— Годится?
Николай посмотрел, что на обороте, усмехнулся.
— Если чище нет, сойдет.
И наскоро пишет несколько слов.
Дверь камеры снова открывается, и надзиратель впускает того самого старичка — тюремного доктора, которого мы видели в первой части картины.
— Кто жалуется на здоровье? Э… батенька, вам надо в госпиталь.
Врач говорит это солдату, который стоял на площади рядом с Семеном и теперь попал вместе с ним в тюрьму.
— А у вас что это такое? — Он притрагивается к шраму на лице Семена, к рассеченной брови.
— Дело давнее… — говорит Семен.
— Чем это вас так угораздило?
— Портсигаром…
— Чем?
— Ну, папиросницей серебряной… Вот она!
— Гм… очевидно, новый вид оружия. Впрочем, теперь все, кажется, начинает стрелять… Вчера одному человеку дамским зонтиком глаз проткнули… А… старый знакомый…
Врач подходит к Николаю.
— Не воспользовались, значит, моим советом? С вашим здоровьем в деревне жить, коровку доить, молочко попивать. А вы снова за политику… Так-так… Что же это, выходит, вы при старом режиме сидели и теперь сидите?..